Но полет все же прекратился. Перед глазами появилась памятная доска. Здесь, на этом месте, какой-то студент бросал бомбу в карету императора, перевела она строгий текст. Странно, что здесь можно было бросить бомбу, подумала Соня. Она еще раз прочла надпись и заглянула внутрь, на темные влажные стволы просыпающегося парка, где среди каменных людей гуляли пенсионеры. Нелогично в таком месте бросать бомбы, окончательно решила она и заодно пообещала себе обязательно привести сюда Евгения потом, летом, когда-нибудь.

Она перешла проезжую часть и не спеша пошла дальше, изредка останавливаясь, засматриваясь на самый верх, на блистающий золоченый крест Заячьего острова. Все, кажется, прошло, устоялось, окаменело. Только чайки, машины и ветер. Стало немного зябко. Соня поежилась, заглядывая дальше, вперед, на ростральные колонны Васильевского острова. Там, над биржей, над кунсткамерой, выползала свинцовая, толстая, словно беременная туча.

35

35

В тот же час Евгений стоял у запыленного окна, тщетно пытаясь разглядеть, что там, на площади, происходит. Весенние дожди отмыли внешнее стекло, и теперь он мог догадаться, что на улице стоит прекрасный солнечный день. Но не более того. Это было нормально, это было естественно — весна. Но отчего такие странные звуки? Вот уже несколько часов кряду за окном что-то грохотало, трещало, гукало почти так же страшно, как в тот ноябрьский день, когда грянул невиданный мороз. Казалось, там опять ожило страшное доисторическое существо, зверь ископаемый, и не оно одно.

— Да-а-а-ВЗДРа-а-а-БРа-а-а-ГРу-у-МЧЕСКая-Артия-Пер-Дой-Авра-а-ан-ГАрд Ро-о-да-а! — призывно орал страшный зверь.

— Бу-РРРа-а-а! — подхватывали тысячи луженых глоток.

И все это с гупанием, с посвистом, с железным лязгом. Гррум, Гррум, Груум, — что-то шагало по площади. Если это люди, то откуда такая пропасть народа? — думал Евгений. Откуда этот железный поток?

Память унесла его обратно в прошедшие столичные годы. Как-то перед праздником в институте возник обычный унылый вопрос: кому идти на демонстрацию? Как обычно, были составлены особые списки, но кто-то из отчаянных партийцев наотрез отказался под предлогом поврежденного здоровья, и тогда вперед вышел Евгений Шнитке. Бюро, зная неуравновешенный нрав младшего инженера, долго колебалось, усиленно заседало и наконец решило: авось пройдет ничего. В конце концов, хоть он и беспартийный, но все же советский человек. Евгений Викторович Шнитке был приписан к группе скандирующих. В назначенное число Евгений прибыл в указанное место, где уже собиралась институтская парт-ячейка. Мужики с зелеными, невыспавшимися лицами хмуро курили натощак, кляня про себя последними словами ответственное мероприятие, и не сразу заметили в руках примкнувшего беспартийного элемента черный треугольный ящичек. Потом все-таки обратили внимание на неуместный предмет, и секретарь бюро, в памяти которого тут же ожил музыкальный политчас, подозвал к себе заместителя по идеологической работе.