На меня он внимательно посмотрел и кивнул, не так учтиво как остальным, но тоже вполне вежливо.
— Привет, Марко! Как дела? Как отец? — Люка и придержал лошадь.
— Дон в порядке, ждет вас. Очень обрадовался, когда получил от вас известие, — ответил Марко и вывел из-за куста свою оседланную лошадь. — А дела — как сажа бела. Залегли на тюфяки. Ну, теперь вы вернулись, и дела пойдут в гору.
Дальнейший путь по горнолесным тропинкам длился часа четыре, не меньше. Несколько раз нас приветствовали какие-то вооруженные крестьяне, сноровисто держащие в своих совсем не мозолистых руках винтовки и дробовики, и похожие на крестьян лишь одеждой. Люка, как старший, отвечал на приветствия, многих называя по именам.
Наконец из-за густо растущего лесного изобилия неожиданно вынырнул двухэтажный особнячок с множеством пристроек и сооружений.
Мы въехали в небольшой дворик, окруженный, словно крепость, высокой каменной стеной
— Приехали, — констатировал Марко и, сойдя с коня, по-джентельменски попытался помочь Барбаре покинуть седло.
— Сеньор лейтенант, не поможете мне сойти с лошади, — сказала она утомленным голосом. Марко, мигом сориентировавшись, убрал, предложенную было, руку и просто взял кобылу Барбары под уздцы.
Я спрыгнул на затекшие с непривычки ноги, не слишком элегантной походкой подошел к ней и протянул руку.
Она свалилась на меня мешком, с негромким криком. Причем упала так умело, что я был вынужден подхватить ее на руки. Попытка опустить ее на землю ничего не дала. Барбара вцепилась руками за мою шею с таким упорством, что мне пришлось продолжать держать ее на руках, иначе она просто оторвала бы мне голову.
— Ой, ноги совсем не идут, — слабым голосом произнесла она. — Сеньор лейтенант, не могли бы вы занести меня в дом.
И что мне оставалось делать? Слава богу, тут же раздался насмешливый голос младшего из братьев.
— Барбара, перестань виснуть на лейтенанте. Не думай, что если он внесет тебя в дом на руках, то тут же женится на тебе.
Девушка, тут же резво соскочила с моих рук и, рыкнув что-то в сторону брата, не оборачиваясь, легко и свободно пошла к дому.
— По нашим обычаям, если юноша на руках вносит девушку в дом ее родителей, — улыбаясь, пояснил Америго, — значит, он безоговорочно просит у них руки и сердца дочери и отказаться уже не имеет права.
— Спасибо тебе, — с чувством искренней благодарности в душе, ответил я, и осекся. Не обидел ли своим искренней, но необдуманной благодарностью гордого сицилийца.
— Хотя, — продолжил Америго, — я был бы непротив получить в родственники такого брата.