– С бабой что делать? – угрюмо спросили с заднего сиденья.
– Что хотите…
Дверь открылась сразу – как будто Юлия ждала прямо за дверью. Сегодня она надела длинное, черное, пошитое в Париже платье, готовясь к разговору. Возможно, самому важному разговору в жизни их двоих. Когда зазвенел звонок, она бросилась к двери, открыла – и замерла на месте… По лицу своего возлюбленного она сразу поняла, что он – знает. Все знает.
Не говоря ни слова, она отступила в прихожую. Руки и ноги наливались мертвящим холодом…
Санкт-Петербург, Большая Морская Императорский яхт-клуб Вечер 29 июня 1992 года
Санкт-Петербург, Большая Морская
Императорский яхт-клуб
Вечер 29 июня 1992 года
Действительный статский советник Гиви Несторович Карадзе, товарищ начальника отдела контрразведки, молодцевато, одним движением выскочил из таксомотора, подхватил толстый кожаный, набитый бумагами портфель, с которым не расставался. Портфель был набит бумагами по текущей работе – почему-то Карадзе не доверял сейфу даже в своем служебном кабинете и считал, что на плече эти бумаги будут в большей безопасности, чем за бронированной дверью сейфа. Сегодня в этом портфеле были бумаги только по одному делу – по результатам наблюдения за неким Моисеем Ароновичем Гирманом. Результаты были обнадеживающие – только совсем не в том направлении. Карадзе просто не знал, что делать с информацией, которую он получил. А бюрократическая мудрость, проверенная десятилетиями, гласила: когда не знаешь, что делать, посоветуйся с начальством. Именно это и собирался сделать Карадзе – вот только начальство в лице несменяемого товарища министра внутренних дел Кахи Несторовича Цакая очень уж место выбрало странное для встречи. Не кабинет в здании министерства, защищенный от прослушивания, а задняя комната в здании Императорского яхт-клуба. Место достойное, слов нет – вот только для тайных встреч, на взгляд товарища начальника департамента контрразведки, совсем неподходящее. Но начальству виднее…
Войдя в здание, Карадзе кивнул швейцару, тот внимательно всмотрелся в него. Карадзе членом клуба не был – не тот уровень.
– Каха Несторович, – тихо сказал Карадзе швейцару, и тот, не меняя бесстрастного выражения лица, кивнул.
– Разумеется. Пройдемте.
Каха Цакая располагался в своем любимом кресле, в глубине комнаты. Камин сегодня не горел – его заменяло несколько толстых свечей в массивных бронзовых подсвечниках. Лицо постоянного товарища министра тонуло в полумраке…