– Хватит, – киваю, – а там посмотрим.

– Может, сразу все выпьем?

– Всё сразу выпьем, – передразниваю я Женьку, – нет, пьем опять по чуть-чуть, а то окосеем и втюхаемся. Вам хорошо, а мне, может, ещё петь и играть придется. – Я чуть подумал и решил, что закуски надо больше. – Олег, доставай ещё кильку.

Подсвечивая себе фонариком, вскрываем консервные банки. Пока нарезаем хлеб, Переходников греет тушенку на костре. Приготовили кружки. Как только вернулся Женька, сразу наливаем коньяк. Немного, только-только на дне.

– Вздрогнули! – сдвигаем кружки.

Коньяк, в отличие от прошлого раза, проходит легко. Даже вкус ощутил. Сунул в рот кусок хлеба с наложенной сверху килькой. Сижу и жую. Хорошо!

– Мальчики, – слышим голос Раевской, – мы вам чаю принесли.

Женька, как раз только что выпивший свою порцию, поперхнулся и закашлялся. Савин выпить не успел и теперь прятал кружку за рюкзаки.

– А чего вы тут делаете? – заглянула внутрь палатки Верка.

– Едим мы тут.

– Ой, – в палатку лезет Раевская, – а что вы тут пьёте?

– Ничего, – бурчит Расулов и начинает ковыряться ложкой в банке.

– Сереж, а ты ещё играть будешь?

– Буду. – Навязчивость этой парочки начинает злить. – И петь буду, и играть буду, и с бубном вокруг костра скакать.

– Девочки, – Ильяс облизнул ложку и выразительно ею покачал, – дайте поесть спокойно.

Раевская и Смольнякова тут же исчезают.

– Вот редиски, – прошептал успокоившийся наконец Женька, – приперлись не вовремя.

– Ладно, давайте есть. Там вон уже пляски начались.

На поляне играл магнитофон. Ярко горел костер, а вокруг него танцевальная толкотня. Нам того и надо.

* * *