Жизнь в Муроме сильно отличалась от Галича. В доме боярина Кошкина соблюдался строгий порядок. Все по расписанию, молитвы, трапезы, прогулки по саду, едва ли не посещение отхожего места. Никакого вина, только квас, иногда мед. Кошкин славился своей трезвостью и недюжинным умом, требовательностью в соблюдении жесткого порядка. Его рука чувствовалась во всем, даже в неприметных вроде мелочах.

Холопы были под стать ему. Особенно помощник Иван Теребов. Исключение, пожалуй, составлял Санька, служка, приставленный к Холодову, Отрепьеву и Костылю.

Им, привыкшим к вольной жизни, подобное обращение было не по душе. Скорей всего, кого-то в конце концов прорвало бы, но пока они терпели.

Прошла неделя, за которую боярин так и не соизволил встретиться с постояльцами.

Утром восьмого дня в комнату приезжих явился Теребов.

– Доброго здравия, мужики, – поздоровался он.

Костыль недовольно ответил:

– И тебе тоже. За что честь такая? Чего явился сам?

– Тебя, Костыль, это не касается. – Иван повернулся к Холодову. – Тебя боярин ждет.

– Неужто? – Андрюша изобразил изумление. – С чего бы это? Мы уже порешили, что боярин твой без нас жить не может, до осени держать при себе собрался.

– Тебе известно, что боярин исполняет просьбу князя Губанова. Без того не нужен ты был бы ему вместе со своими товарищами.

– А меня боярин Кошкин видеть не желает? – спросил Отрепьев.

– Нет. Повелел только Холодову прийти. Он в зале второго этажа большого дома. Мой тебе совет, Андрюша, не заставляй его ждать. Не любит он этого.

– А мы не любим, когда нас за баранов безмозглых держат. Так и скажи своему хозяину! – заявил Костыль.

– Передам, коли просишь.

– Нужда была тебя просить.

Холодов поднялся с лавки.

– Все, не дерзите. Толку от этого никакого. – Он взглянул на Теребова. – Проводишь? Или самому идти?

– Провожу, конечно. Идем, Андрюша. А потом приструни товарища своего. А то боярин и на князя не посмотрит, повелит выпороть и прогнать его со двора.