После завтрака путники собрались у ворот. Дождь шел, но не сильный, мелкий.

К ним вышел Иван Теребов, при нем служка Санек с заполненными и, видать, тяжелыми котомками.

– Заберите провизию. Ее вам хватит дня на три, если расходовать бережно.

Холодов взглянул на Костыля. Тот забрал у служки дорожные сумки, навьючил их на коней.

– Благодарствую, Иван. Но боярин обещал и еще кое-что выдать, – сказал Андрюша.

– Знаю. Но это он сам.

– Мне подняться к нему?

– Не надо подниматься, – раздался голос Кошкина.

Боярин подошел к Холодову, сунул ему мешочек.

– Тут три рубля. Этого хватит.

– Спасибо, боярин. Мы можем ехать?

– Счастливого пути.

– И вам здесь всего хорошего. – Андрюша вскочил в седло.

Кошкин махнул рукой. Богатырь Семен отворил ворота, и всадники выехали с подворья.

На улице Костыль воскликнул:

– Вот она волюшка! Коли бы еще не дождь. За что Господь прогневался на Русь, подверг таким испытаниям?

– За то, что народ русский допустил до трона стороннего вельможу, принял коварного Бориса, – ответил Отрепьев.

Холодов посмотрел на него, улыбнулся, но ничего не сказал.

Путь до Москвы оказался еще труднее, чем от Галича до Мурома. Дороги представляли собой сплошное месиво, луга покрылись водой, ручьи превратились в реки, мосты были снесены. Путешественникам приходилось переправляться через реки вплавь, держась за гривы коней.