Холодов вернулся в малый дом и сообщил новость Отрепьеву и Костылю.

Фадей облегченно вздохнул и заявил:

– Слава богу, а то тут до смертоубийства дошло бы.

– Этого и боярин опасается. Но он не принимал такое решение, лишь исполнил его.

– Князь Губанов? Или Харламов?

– Иван Петрович. Он встретит нас у Харламова.

– Коли сам на Москву заявится, значит, ждет нас нечто новое.

Отрепьев недовольно произнес:

– И чего кружим, не разумею. Не заигрались ли князья?

Холодов строго посмотрел на него.

– Это не твое дело, отче. Хотя не знаю, стоит ли называть тебя так.

– Да какая теперь разница, если ряса стала прикрытием темных дел.

Костыль рассмеялся.

– Хорошо сказал, Гришка! Черная ряса – прикрытие темных дел.

– И чего ржешь как жеребец?

– А что, мне слезы лить? Так не приучен я к этому, Гриша. А радуюсь, потому как из темницы на волю выйдем. Век бы сюда не возвращаться.

– Собираемся! – распорядился Холодов.

За хлопотами день пролетел незаметно.

А дождь все лил и лил.