Еще только занимаются на горизонте самые первые, тусклые пока что лучи просыпающегося рассвета, а над селениями народа дгаа уже вытягиваются к высокой Выси тоненькие, слабо колеблемые предутренним ветерком дымы. Женщины, встав затемно с циновок, ополаскивают лица и принимаются готовить еду для мужчин, чей черед пробудиться придет позже.

Так повелось издавна, со дней Красного Ветра.

Так было даже и в те минувшие времена, когда слово матерей непререкаемо звучало в Совете.

Нехитра повседневная еда. Неприхотлива. Клейкий рис, чуть сдобренный бумиановым маслом, да зажаренные на раскаленном камне ломти веприны, укрепляющей мужскую силу. В какую хижину ни напросись на завтрак, другого не отведаешь.

Иное дело — приправы. Тут уж каждая хозяйка очага хранит особый секрет. У одной на столе лежат стебли пряной травы, приятно холодящей нёбо, у другой — порошок из корней мангара, пробивающий жаром до костей, третья щедро поливает приготовленную снедь настоем черной ягоды…

И каждая, даже заранее зная ответ, спросит насыщающегося мужчину: по нраву ли ему еда?

А получив в ответ подтверждающий кивок, расцветет гордой улыбкой. Ведь нет большей радости для жены, когда ее супруг одобрит ее искусную стряпню!

— Вкусно, Д'митри?

— Угу-м, — пробурчал Дмитрий, усердно работая челюстями, и Гдламини зарделась, безмерно довольная.

До сих пор ей не доводилось возиться по хозяйству.

Вождю нельзя заниматься повседневными делами, тем паче женскими, даже если и сам он, по прихоти Тха-Онгуа, — женщина. Это дггеббузи Гдламини доселе блюла свято. Да и не привлекала ее возня у очага. На то есть прислужницы…

Но могла ли раньше представить себе девочка Гдлами, какое это, оказывается, наслаждение: собственноручно приготовленной пищей кормить своего мужчину?!

Вот он, ее тхаонги, сидит рядышком. Он уже вернулся с неизменной утренней пробежки (странный все же обычай: просыпаться раньше жены…). Он ворочается, умащиваясь поудобнее, он шумно чавкает, разгрызая хрящи. А она, его женщина, подкладывает на блюдо все новые и новые лакомые куски, подливает чистую ключевую воду в глиняную чашу, и ей удивительно, непредставимо хорошо.

Как же все-таки здорово, что есть у дгаамвами право снимать ненужные запреты!

— Хочешь еще, тхаонги?

— Угу-мм, — откликнулся Дмитрий, запивая мясо. Отставил чашу и притянул к себе жену.

— Еще как хочу…

Его пальцы бережно коснулись упругой груди замершей Гдламини.

— Очень-очень…