И когда он произнес следующую фразу, Серафиме показалось, что этот момент наступил.

— Можно тебе сказать кое-что?

— Да, — ответила она, затаив дыхание.

— Твоя спутница в черном платье — настоящая колдунья!

— Ты ошибаешься. — Серафима постаралась скрыть разочарование. — Нина заботится обо мне. На самом деле она добрая в душе.

— Возможно. Но добрая где-то очень глубоко… Ой!! Девушка стянула повязку, чтобы та не съехала. Возможно, от обиды сделала это чересчур крепко.

— Теперь, когда ты больше не истекаешь кровью, Даймон Зверолов, я хотела бы поговорить с тобой.

— Да? — удивился он. — О чем?

Она взглянула в его лицо, и в голове все поплыло. Девушка поняла, что больше не может сдерживать себя. Ей вдруг очень захотелось, чтобы он ее обнял!

Просто обнял, обхватил вокруг талии, притянул к себе. Ничем не обязывающее объятие. Ничего не значащее. Но этого захотелось так сильно, что помутнело в глазах, а внизу живота проснулось нетерпеливое жжение.

— Э-э… Видишь ли…

Длинное и осторожное вступление, которое она заготовила перед тем, как войти в грузовой отсек, вылетело из головы. Нужно признаться, что подобная неловкость случилась с ней впервые. Серафима мучительно вспоминала слова, а Даймон терпеливо ждал, уставившись на ее подбородок, словно разглядел там вызывающий прыщ. Серафима прекрасно знала, что никакого прыща там нет, но продолжала волноваться и под конец растерялась настолько, что спросила напрямую, без всякого вступления:

— Кто освободил Ганнибала?

Вопрос получился тихим, словно мышиный шепот, и девушка в который раз удивилась своей нерешительности. Она увидела, как забегали его глаза, затем взор затуманился от какой-то поперечной мысли.

Затем он произнес:

— Не знаю.

— То есть? — растерялась сиятельная дочь. — Что значит «не знаю»?

— То и значит.

Даймон отступил назад и оказался на приличном расстоянии от высокородной особы.

Ответ рассердил Серафиму. Хотя, возможно, еще больше рассердило то, что он от нее опять сбежал.