— Не отпускай меня, Даймон, — тихо просила она. — Подержи еще немного.

Сиятельная дочь потянулась к нему. Слегка. Возможно, для того, чтобы оказаться чуть ближе к волнительному уголку его губ. Возможно, для того, чтобы прикоснуться к ним. В конце концов, какая разница…

Удар в затылок оборвал нежность и убил все чувства внутри Серафимы. Только через секунду она поняла, что подобный эффект произвел на нее внезапный лязг распахиваемой двери.

А следом раздался голос, обладательница которого должна была сейчас спать в десантном кресле.

— Что здесь происходит?

Наставница стояла на пороге в своем неизменном траурно-кружевном платье. Сжатые тонкие губы превратились в линию, ноздри расширились, яростно втягивая воздух. Тело сотрясалось от гнева.

— Что здесь происходит?

От шока внутри Нины Гаты что-то замкнулось, и она не могла построить другую фразу.

Серафима побледнела, щеки сделались пунцовыми. Девушка подумала, что в этот момент должна бы выскользнуть из объятий, но это означало бы предать юношу, оставить его на растерзание Нине Гате. Поэтому она прижалась еще теснее и даже положила голову ему на грудь.

— Теперь мне все понятно! — Нина Гата прошла в комнату, ожесточенно вонзая в пол каблуки туфель. — Мне понятно, почему вы освободили его тогда в пещере. Я верю ему! Я имею право! Это право даровано моей кровью!.. Вы влюбились в проходимца! Какой замечательный заголовок для желтой прессы. Сиятельная дочь Морталес влюбилась в преступника!

Разъяренная дама неожиданно оказалась возле них. Даймон не успел опомниться, как ладонь наставницы залепила ему хлесткую и весьма обидную пощечину.

— Как посмел ты, дикарь, прикоснуться к сиятельной дочери!!

Нина Гата схватила Серафиму за руку и, показав недюжинную силу, вырвала ее из объятий Даймона.

— Вы знаете не все, Нина! — с обидой воскликнула Девушка. Слезы подступили к глазам.

— Ну уж нет! — Она стояла между Даймоном и Серафимой, разъяренная и страшная. Казалось, дотронься — и шарахнет молнией. — Теперь вы меня не проведете, сиятельная дочь! Теперь я знаю достаточно. Ваше бесстыдство поражает. Забыть устои семьи, забыть своего жениха.

— Я ничего не забыла.

— О нет, как раз забыли! — Нина говорила, выстреливая каждым словом. — Вы наделали много ошибок, но эта — самая ужасная. Она угрожает разорвать ваш союз с Уильямом! Ваш поступок уничтожает семью, которая должна стать основой государства. Вы знаете, что совершаете? Подрыв государственных устоев!.. Поймите, Серафима, ваша жизнь протекает на глазах всего Союза…

— Вот именно — это моя жизнь. И я вольна распоряжаться ею по своему усмотрению. И вы не можете мне указывать!