Лангуа, которого от тепла и сытной еды неудержимо клонило в сон, с трудом шевеля губами, принялся рассказывать.

– Я мертвец… – повторил он. – Антуан Лангуа, солдат Вюртембергского… третьего конно-егерского герцога Людвига полка… Полмертвеца или половина человека, как… вам будет угодно. Пятьдесят дней назад на побоище мне разбило ноги картечью…

Когда Лангуа пришёл в себя, на поле опустилась ночь. Он так и не знал, кто же победил в этом сражении. Поле было пустым. Точнее, на нём не было никого живого – кроме него. К нему смерть почему-то не шла. Ползая по полю, он нашёл ручей, питался корнями растений, сухарями, которые находил у убитых. Холодными ночами залезал в развороченное брюхо какой-нибудь лошади, и лежал, согреваясь вначале ее внутренностями, а потом гниющим мясом. Вскорости по ночам поле стало оживать. Поначалу Лангуа казалось, что это души неуспокоенных мертвецов светляками носятся повсюду. Но действительность оказалась и проще и страшнее – стаи волков сбежались попировать на дармовщинку. Лангуа поначалу очень их опасался, но волки не обращали на него внимания – неподвижной еды было вдосталь.

Через некоторое время Лангуа уже завидовал мёртвым. Их не беспокоили стужа и голод, им уже было всё равно, а души либо грелись у подземного камелька, либо, на что хотелось надеяться, парили в небесных сферах.

Когда стал крепчать мороз и одежда, в которую он заворачивался, будто в кокон, уже не согревала, он изловчился убить парочку волков, которые в последнее время стали подходить всё ближе. Он думал выпотрошить их и укутаться в шкуры, но те ссохлись и скукожились, став совершенно непригодными к употреблению.

Порой ему казалось, что на поле звучат голоса, иногда даже вспыхивала перестрелка. Каждый раз он кричал и, не дождавшись ответа, с ужасом осознавал, что попросту начинает сходить с ума. Вот и сегодня он долго не мог понять – настоящих людей он видит или ему снова мерещится. Если позволено ему будет узнать имена, то он до последней секунды жизни будет молиться за их здравие и благодарить Бога за то, что послал ему честь умереть от пули, а не от волчьих зубов…

– Быстро ты умирать собрался, – недовольно пробурчал старший. – За каким лядом тебе имена наши… Ну да ладно. Зови меня Иль…ей, а побратима моего Але… короче, Санькой.

Русские с удивлением рассматривали выжившего француза. Такая стойкость духа и тела явно вызвала у них уважение. Лангуа слегка улыбнулся и пожал плечами – мол, так получилось. Он был удивительно спокоен. На душе легко и светло. Он радовался, что наконец-то закончилось невероятное ожидание и вот уже сейчас, совсем скоро он присоединится к ушедшим на небо солдатам Вюртембергского третьего конно-егерского герцога Людвига полка. И, быть может, сам полковник Шарль Пьер Виннелон пожмёт ему руку и прикажет занять место в строю. Последнему из отставших, что догнали свой полк на марше в небеса…