– «Проказа», похоже, не передает сигнал локализации и не отвечает на вызовы. Должно быть, стахс Мойтль отменил эти процедуры.

– А может просто-напросто разбился вместе с челноком, – проворчала Анжелика.

Они накручивали над руинами сжимающуюся спираль. Адам думал: «руины» – поскольку под стенами и в изломах домов наросли слои красной пыли, органического и неорганического мусора, но город-то, по крайней мере, не был разрушен. Конструкции обладали четкими гранями, прямые углы продолжали оставаться прямыми углами, обломки не громоздились на улицах конусами курганов.

Впрочем, когда они так неслись над растворяющимся в тенях мегаполисом, Замойский подчинился барочным ассоциациям архитектурного плана Нарвы с древней микроплатой, электронной схемой. Дома, за исключением башен, были низкими, двухэтажными, с плоскими крышами, что скрывали под собой обширные пространства.

Казалось бы, благодаря этому найти «Проказу» будет нетрудно. Но город оказался огромным. Адам хотел увеличить потолок и скорость, войдя в более широкую спираль. Но Верон обратил его внимание на маскировочную систему челноков: черный хамелеоновый полимер сумеет раствориться на любом фоне, особенно в таких густых тенях; впрочем, программа выравнивала до фона излучение по всему спектру. Потому они продолжили лететь с постоянной скоростью.

Анжелике передалось мрачное настроение Замойского. Подтянув под сеткой босые ноги к груди, она поглядывала из-под нахмуренных бровей на затянутый масляной темнотой небосклон. Адам попытался переломить гробовую атмосферу и потянулся к девушке; но заколебался, уже поднеся кончики пальцев к коже ее предплечья, уже ощущая ауру ее тела.

– Я… знаю, что в этом есть какой-то смысл. В Нарве на Крюке в моей голове. В этом – во всем этом. Могила, которую ты видела… Даже если…

– Кто первый сюда доберется – тот нас и получит, – фыркнула она, не глядя на него. – Вместе с Нарвой. Да еще и поблагодарит, что ты сам ее открыл!..

– Помнишь, что ты мне говорила? Тогда, в Мешке. Что раз уж предопределено – то нечего и переживать. Самое большее, будет отрезано это ответвление наших френов. Ты и так параллельно живешь во Фарстоне. Значит, по крайней мере, тем временем —

– Есть! – Верон повесил «Катастрофу» над треугольной площадью. – Садиться?

У «Проказы» не была включена маскировка. Она стояла подле стены прямоугольного дома, почти касаясь ее: веретенообразный струп тьмы на темном фоне, во мгле густой тени.

И вот уже половина Гекаты скрылась за горизонтом, Щелкунчик Планет вставал на севере… Ночь на планете тайн.