Когда Смауг установил связь, она заставила Верона поднять челнок.

Тот не мог слишком приблизиться, выхлоп смел бы следы Мойтля. Но, тем не менее, с этого времени он висел в паре десятков метров над их головами: овальное пятно тьмы на фоне звезд и Щелкунчика Планет, окруженное розовыми и синими проблесковыми маячками.

И Замойский быстро признал правоту девушки: присутствие корабля действовало успокаивающе, это осознание, что достаточно будет слова, и через десяток секунд они вознесутся на кинжале огня к Порту Мойтля. Связь с Вероном оставалась открытой. Каракка плыла в тишине под ночным небом, со скоростью, подлаженной к темпу, в котором Адам и Анжелика странствовали по крышам вымершего города.

Замойский следил в OVR, как белый серпантин раскручивается по местному лабиринту, пересекая темные полосы улиц, переходя от одной геометрической фигуры к другой. Дома имели форму многоугольников, вогнутых и выпуклых. Чем большие поверхности, тем более сложные: в форме букв L, T, U, S и даже угловатого О. Белый график маршрута, поэтому, не являлся прямой линией. Мойтль шел туда – а когда, собственно? день, два, неделю, месяц, год назад? Ведь не известно, как в Мешке Сюзерена было установлено мета-физическое изменение времени. Но было бы странно, если бы Мойтль выбрался на эту прогулку втемную. Ведь он не блуждал. Искал что-то? Что именно? Не рассказал ли я ему о чем-то, что —

Их накрыла завеса зеленого огня. Ветер ударил со всех сторон, иссекая красными плетями кожу, лицо, глаза. Что-то вскочило на крышу, сразу за границей света и тени, – большое, темное.

Замойский свалился навзничь, потянув за собой Анжелику и частично прикрывая ее своим телом.

– Тррррруп! – каркал над ними двуворон. – Коррррупторррр!

Горячая зелень угасла, и ее сменило асептическое сияние широкополосных лазеров: это «Катастрофа» осветила таким образом весь район города.

Замойский поднял голову. Сперва, ослепленный, с пылью в глазах, увидел он немного. Анжелика что-то кричала Смаугу, вырываясь из-под Адамовой руки. Моргая, он наконец увидел сквозь слезы разыгрывающуюся на арене света схватку Пандемониумов. Догадывался, что клубок серебряных змей, вьющихся и переливающихся из манифестации в манифестацию, это конденсация нанополя Официума, поскольку та преграждала путь к Замойскому и Макферсон другой мортоманифестации. Которая, скорее, напоминала кудлатого осьминога, черного, с тысячью щупалец, с башкой, распухшей до размеров автомобиля, автобуса, кита. В конце концов, пришелец разросся над крышей дома столь гаргантюозно, что заслонил даже «Катастрофу». Щупальца метались вокруг объятой Смаугом сферы, словно мрачные разряды, негативы электрических дуг. Серебряные змеи были настолько же быстры. Замойский, впрочем, с трудом понимал, где один Пандемониум заканчивается, а другой – начинается: мало того, что они переплетались ножками в гелисоидальные косы, так еще и была не видна явственная граница. Мортоманифестация Смауга заполняла всю двадцатиметровую охранную сферу – сверкающие змеи, разделяясь до твердых струн, а потом – и паучьих нитей, вились в воздухе над головой Анжелики и Адама. В свою очередь, полосы густой черноты, атакующие сферу, извивались лентами толще и тоньше по всему ее диаметру, в том числе и сверху, и лазеры каракки били сквозь эти кружевные оригами, рисуя на крыше худые и кудлатые призраки белого и черного, в любой момент инаковые.