И голоса. Кружатся где-то рядом, как мотыльки.

— Соседние ларьки обыскал?

Знакомый, чертовски знакомый женский голос. Бавори.

— Да, — мужской, низкий. Пауза.

— Ничего, — снова мужской голос. Словно извиняясь.

Это тот ее здоровяк-приятель, что ли? Вот куда Тоцкий так шустро убежал с крыши торгового центра. Предупредить Бавори. И, похоже, еще и радиомаркер прилепил куда-то на плащ. Уж больно быстро они его нашли.

Точно-точно. Вот почему в гараже не осталось ни одного сканера.

Да только теперь-то что — раньше надо было соображать! Пока дома был, пока можно было переодеться и избежать этой милой встречи. Которая, похоже, станет последней. А теперь… Эх, тормоз, тормоз…

— Ну и черт с ним… — голос Бавори. — Пихай его в машину.

— А секвенсор?

— К черту секвенсор! Пихай его в машину!

— Не сходи с ума…

— Пихай его в машину! Пихай его!

— Ладно, ладно… Только не заводись…

Щека оторвалась от асфальта. Тело потянуло куда-то вверх, перевернуло, ноги потащились по асфальту. Стас попытался встать, но ноги тоже оказались скованы.

По макушке чем-то тюкнуло, ноги стало сгибать, за спиной и снизу что-то мягкое, поскрипывающее кожей. В нос — табачный запах. Не очень резкий и с каким-то странным ароматом, не имеющим к табаку ни малейшего отношения. Женские сигаретки какие-то…

— Давай, давай! — прямо в ухо голос Бавори. Стас наконец-то набрался сил и открыл глаза. Перед глазами скользнула бледная рука, кожаный рукав… Хлопнула дверца, и тут же тихо заурчал мотор.

— Эй! Стой! А я?

Теперь голос прилетал откуда-то слева, с той стороны, где сидела Бавори. Боковое стекло на ее дверце было приспущено.

К окну справа приник мужской силуэт. Тот парень, что был в закусочной. — Дернул ручку, но дверца была заперта. А потом ручка и вовсе выскользнула у него из-под пальцев — машина рванула с места.