– Национальная безопасность, конечно, штука важная, – не стал спорить Толстопуз. – Но ведь и Штука – штука важная, простите за каламбур…
Теперь мы смеялись вместе. Почему бы и нет? Как говорил мой школьный учитель физики, «хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз».
– Если разобраться – нацию ведь составляют люди, то есть мы с вами. И укрепляя собственную безопасность, мы укрепляем безопасность национальную…
– С вами трудно спорить, – признал я.
– И не нужно со мной спорить, – улыбнулся Толстопуз. – Со мной куда выгоднее сотрудничать. Если мы сумеем наладить производство нашего чудодейственного вещества – мы увеличим собственное благосостояние и, несомненно, укрепим безопасность страны. Зачем нам этот продукт, если им не делиться – на взаимовыгодных условиях, разумеется? Как он, кстати, называется?
– Жалость… – тихо сказал я.
Перед моими глазами вдруг возник тот далекий дом ребенка, наполненный несчастными детьми и не очень счастливыми взрослыми. Теми, чьими слезами хочет торговать этот любитель побаловать свой круглый живот. Мне стало невероятно тоскливо. И противно.
– Жалость? – повторил Тостопуз. Лицо его выражало глубокомыслие. – Думаю, мы придумаем более коммерческое название. А пока будем называть просто – «продукт»
– Как скажете, – сказал я. – Только как я могу вам помочь? Я не очень-то знаком с технологиями…
– Это ничего, – заверил Толстопуз. – Ваши друзья знакомы с ними. Или же им известно, кто именно в курсе дела. Поймите: мы не хотим вытаскивать из вас информацию по крупицам. Потому и просим убедить ваших товарищей ускорить процесс. Один мой хороший знакомый утверждает, что вы – большой авторитет в Клане…
– Хороший знакомый – это Тихоня? То есть, Тихон?
– Именно. Итак, я рассчитываю на вашу помощь… – гостеприимный хозяин произвел радушный жест, словно воздавал почести древнему богу Солнца.
Я деликатно улыбнулся в ответ. Не били морду – уже хорошо. Покормили – еще лучше.
В общем, казалось бы – классическая тактика «плохого и хорошего полицейского». Однако что-то подсказывало, что в этой системе методичного подавления личности есть брешь.
И эта брешь – я.
8
8
Я, все же, недооценил врага. Мой сытый и пьяный вечер был подпорчен: меня снова отправили в «одиночку».
Не знаю, в чем заключался смысл этого. Возможно, наблюдателям не понравились наши разговоры. Вполне искренние и правдивые, они могли показаться обменом шифрованной информацией. Кто их знает этих параноиков-контрразведчиков?
Но мне, действительно, очень хотелось обсудить необычный разговор с друзьями.