— Я как–то сердцем почувствовала, что это — повестка, заключила она. — Честно говоря, ожидала. Должно было что–то случиться. — И вдруг совершенно необъяснимо, буквально за одно мгновение успокоившись, вытерев щеки и опухающие глаза, вкруг которых громадными синяками расплывалась потекшая краска, деловито переставила чашки, чтоб навести на столе порядок, а затем сложила перед собой полные руки, покусала губу и серьезно, как будто принимая экзамен, сказала:

— Вот так, моя дорогая!.. И что же мне теперь делать?..

Было ясно, что ничего особенного она от Ивонны не ждет, и пришла только лишь потому, что больше идти было некуда. Но они все же обсудили некоторые возможности

Например, что будет, если Кора возьмет и не явится по повестке, просто сделает вид, что она эту повестку не получала. Правда, в этом случае, пожалуй, доставят силой. Придет милицейский наряд, и дадут полчаса на сборы. Или, например, если она попытается бежать из города. Но, опять же, куда бежать, и, главное, где достать новые документы? Или если, например, за нее походатайствует дирекция у нее на работе. Потому что ходили слухи, что такие ходатайства иногда помогают. Но, однако, кто именно будет ходатайствовать? И потом, извините, с какой это стати?

— Да дирекция меня в упор не видит, — сказала Кора.

То есть, все это было — сотрясение воздуха, женские разговоры. Обе они прекрасно понимали, что идти по повестке придется.

Кора, кажется, уже начала привыкать к этой мысли.

Она сказала задумчиво:

— Это, наверное, Креппер меня подставил. Есть у нас в отделе такой белобрысенький, — подъезжал ко мне как–то насчет «согласиться поужинать», я его, конечно, отшила, — вот он, сволочь, и накатал бумагу в Охранку. Надо было, наверное, соглашаться…

Она пожала плечами.

Что тут можно было ей посоветовать? Креппер, так Креппер. Какое это теперь имеет значение? Ивонна — и слушала, и лепетала в ответ что–то сочувственное, и подливала заварку, похожую на смолу, но в глубине души хотела лишь одного: чтобы Кора ушла, как можно быстрее. Ей самой было стыдно такого желания, все–таки у человека — трагедия, можно сказать, вся жизнь переломана, но она ничего не могла с собой сделать — просто сидела и дожидалась, когда это, наконец, прекратится.

— Все мы сейчас в таком положении, — выдавила она.

К счастью, Кора уже практически успокоилась, причесалась и даже слегка подкрасила губы, и, наверное, в прозрении догадавшись, что чужие трагедии мало кому интересны, неожиданно сорвалась — заявив, что теперь у нее множество неотложных забот.

Она даже не захотела выпить немного коньяка на прощание.