Светлый фон

Мэр сказал саркастически:

— Великолепные перспективы! Вы, дорогой друг, прямо–таки вселили в меня надежду… Значит, снова — пожары, и снова — кровавая катавасия? Восхитительно!..

Он достал из кармана платок и протер им вспотевшую мякоть ладоней.

А затем поглядел на этот платок — как бы не понимая.

Геккон снова пожал плечами.

— Дорогой друг, этого следовало ожидать. Или, может быть, вы рассчитывали, что Фелида смирится с заключением Конкордата? Ведь подобное соглашение существенно укрепляет наши позиции. И, с другой стороны, ослабляет его нынешнее положение в Ойкумене. Собственно, ничего катастрофического я здесь не вижу: сил у нас, как вы знаете, достает, мы вполне можем отбросить его от города…

— Оставаясь при этом, дорогой друг, вашими, скажем прямо, заложниками?

— Ну — если хотите…

Говоря это, Геккон повернулся к окну, в непосредственной близости от которого закипели возня и ожесточенная перебранка — высунулся немного наружу, внимательно посмотрел и вдруг гаркнул так, что заколебались хрустальные подвески на люстрах:

— Отставить!..

Сразу же ворочающаяся на земле куча–мала распалась, из нее, как будто по волшебству, выросли трое растрепанных сарацинов, а один из них, наверное старший по званию, доложил, прорывая слова тяжелым дыханием:

— Так что… пыталась бежать, ваша милость… Неподчинение…

На наплечнике его чешуйчатых лат были вычернены два коротких пера.

То есть, начальник отряда.

— Безобразие! — громко сказал Геккон. — Трое воинов не могут справиться с одной женщиной. Как же после этого посылать вас в сражение? Доложите командующему гарнизоном, что я лишаю вас увольнительных!

— Слушаюсь, ваша милость!..

— Идите!..

Он подождал, пока сарацины, развернувшись и четко печатая шаг, ровным строем направились к желтому зданию комендатуры, а затем указательным пальцем поманил оставшуюся на месте схватки невысокую рыжеволосую женщину, у которой несмотря на растрепанность ощущалось во всем облике удивительное равнодушие.

Словно она уже полностью отрешилась от жизни и смерти.

— Подойди сюда, добрая женщина. Не бойся, больше тебя не тронут…