Креппер должен был увезти нас отсюда.

Так, во всяком случае, мы договаривались.

Но Задрыга был мертв, лодки, приготовленной им, я тоже нигде не видел, и поэтому «на другом берегу» означало для нас все равно, что — на другой стороне Луны.

Мы были отрезаны.

— Приехали!.. — просипел Крокодил.

Сразу чувствовалось, что он на последнем дыхании: вытянутое уродливое лицо у него посерело, дряблая кожа вдоль глаз собралась многочисленными морщинами, а тряпичный вялый язык вываливался из–за зубов, желтизной и изогнутостью своей в самом деле походивших на клыки крокодила.

Я даже на мгновение испугался, что он сейчас потеряет сознание.

Однако, именно Крокодил неожиданно схватил меня за плечо, заставив пригнуться, и с невероятной, неведомо откуда взявшейся силой, словно мальчика, протащил мимо толстых автомобильных покрышек, складированных штабелями, мимо газовых труб, выходящих из–под земли и оцинкованными суставами опять уходящих под землю, мимо древних мертвенных спилов, показывающих, что здесь тоже когда–то росли деревья, а затем, повернув за какие–то жесткие изломанные кусты, где уже пробивалась сквозь почки зеленоватая клейкость, опустился на корточки, потянув меня за собой, и, прикрывая мне рот ладонью, которая попахивала чесноком, прошипел, как безумный, вращая фиолетовыми зрачками:

— Сидим тихо!..

И сейчас же по тому месту, где мы только что находились, топоча по земле тяжелыми коваными ботинками, равномерно побрякивая пластинками лат, которые чешуей блестели на солнце, выставив перед собой обнаженные ятаганы, пробежали, держась друг другу в затылок, широкоплечие сарацины, и звериное стонущее дыхание их, рвущееся из груди, выходило, казалось, через единую глотку.

Нас они не заметили, однако, пройди их маршрут немного левее, и мы очутились бы точно у них на дороге.

Перспектива не из приятных.

— Кажется, влипли, — сдавленно сказал Крокодил.

Положение наше действительно было отчаянное.

Правда, непосредственная опасность, видимо, пока миновала, но за проволочной изгородью кустов, которые сцепленностью своей давали нам кое–какую защиту, открывался просторный, вытоптанный учениями, безжизненный плац, неприветливый и опоясанный по другой стороне казармами из желтого камня — мрачное трехэтажное здание административного корпуса поднималось над длинными ребрами крыш, трепетал раздвоенный вымпел на вытянутой антенне флагштока, будто сказочное существо, гнусавил, надсаживаясь, сигнал тревоги, а между административным корпусом и казармами, сталкиваясь так, что даже сюда доносился металлический грохот, перекатывались, как по биллиарду шары, бронзовые фигуры воинов.