— Я сейчас нужен? — спросил Кир.

— Нет, пожалуй. Я с ним пока что сам посижу, хочу понаблюдать.

— Все на самом деле настолько плохо? — Кир говорил спокойно, даже, пожалуй, излишне спокойно.

— Плохо, — кивнул Волк. — До завтра пусть полежит тут, если с легкими не будет получше, то попробуем отвезти ко мне в больницу. Гревис, ты пойми… вот нам с тобой это непривычно, а тут это, к сожалению, обычное дело. Шел человек по улице, хлобысть, и накрыло. И с концами. Я тебе говорил, чем я тут занимаюсь сейчас? Перевели они меня… черт-те… Ну, конечно, чего б не перевести, — он горько усмехнулся. — Толстопузов лечу. Оперирую, понимаешь ли, я все-таки получше, чем здешние. А для толстопузов тут, как ты догадываешься, не только пактовые лекарства и обслуживание предусмотрены.

— А для него ты можешь что-то достать? — спросил Кир с надеждой.

— Пока он дома лежит, не смогу. Будет в моем отделении, попробую что-нибудь надыбать, авось получится. Там все строго подотчетное, на каждого сильного мира сего отдельный заказ, и за всем следят так, что комар не пролетит.

— То есть препараты сюда все-таки попадают? — уточнил Кир.

— Конечно. С Орина, само собой. Все сюда попадает, Гревис. И препараты, и технологии. И с одной стороны, и с другой. Вот только я в жизни не поверю, что ты настолько наивен, чтобы об этом не догадаться.

— Я-то не наивен, но, понимаешь ли, я привык соблюдать закон, — Кир встал. — Ладно. Волк, я через пару часов вернусь. Может, чуть позже. Дела.

— Ну раз дела, значит, дела, — кивнул тот.

Кир вышел в коридор, и, уже по привычке, стараясь не шуметь, отправился в комнату. Неслышно приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Роберта сидела рядом с кроватью на стуле и протирала Рыжему лицо сложенной в несколько раз влажной марлей. С минуту Кир смотрел на них, чувствуя какую-то новую, раньше ему незнакомую тяжелую и отчаянную внутреннюю боль, которую не объяснить словами и с которой, кажется, совершенно невозможно справиться. Что это?.. Почему?..

Берта отложила марлю, обернулась — их взгляды встретились.

Обреченность.

«Она смирилась, — понял Кир. — Она уже приняла это — все разом. И невозможность и бесполезность любой борьбы, и жизнь без просвета, и даже смерть, если смерть придет к ним». От этой скорбной покорности его передернуло, и в душе стала закипать злость.

Он не собирался мириться.

Он не мог, не хотел это принять.

И, кажется, сейчас он понял, что нужно делать — Волк случайно подсказал ему, где искать выход.

— Ну как вы тут? — шепотом спросил он.

— Покормили… он спит все время, очень слабый. Волк сказал… — Берта не договорила, осеклась. — Он сказал…