…Следующие три дня подводы ползли по сухой степи. Горы становились все ближе, но ни деревца, ни зверя – никого не было впереди. Разве только высоко в небе чернели точки, но что это было – птицы или сэнмурвы, понять нельзя. Хотя Касасам счел неизвестную живность за птиц.

– Незачем сэнмурвам так высоко подниматься. Их добыча на земле. Но если у птицы зоркий глаз, то сэнмурв силен нюхом. Так что он будет парить над самой головой. А то, скорее всего, сидеть на скале или на дереве и ждать своего часа.

К середине второго дня недалеко от дороги Эсокса заметила человека. Он брел, шатаясь, на север. Услышал скрип колес, развернулся и замер, покачиваясь. Разодранная одежда его развевалась на ветру лоскутами, на груди виднелись подсохшие пятна крови.

– Кто это? – спросила Кама.

– Едем, – скрипнул зубами Касасам.

– Эй! – крикнула Эсокса. – Кто ты?

Неизвестный стоял безмолвно.

– Это беглец из Донасдогама, – прошипел Касасам. – Не знаю, правда ли, но говорят, что нечем ему отвечать. Потому что им отрезают там языки. Вроде бы это лакомство для надсмотрщиков. И я не остановлюсь, потому что помочь ему не могу ничем. Могу только подвергнуть всех нас опасности!

– Так нельзя, – повернулась к кузнецу побледневшая Эсокса. – Дай ему хоть воды!

– Эх! – скривился словно от боли Касасам, рванул к себе мешок, выудил оттуда влажный мех с водой и швырнул его через голову. Кама оглянулась, несчастный упал на колени и жадно пил. Дальше телеги ползли только под скрип колес. Лишь вечером, сидя у жиденького костерка, Касасам проговорил, глядя в черную пустоту:

– Поэтому и угодник из меня не получился. Я могу проехать мимо. Но не просто так. А потому что у меня есть семья. А угодник не может пройти мимо такого несчастного. Поэтому угодник не имеет семьи. Но даже угодник может пройти мимо, если его цель имеет значение для тысяч таких несчастных!

– Но воды бы он глотнуть ему все равно дал? – уточнила хмурая Эсокса.

– Может быть, – согласился Касасам. – Ну, так и я дал. Что меня и тревожит. Он далеко не уйдет. Ловчие Иалпиргаха добычу не упускают.

– Чем это может навредить нам? – не поняла Кама.

– Всем, – буркнул Касасам. – Мехи с водой с неба не падают. И мы не в городе, а в степи. Ладно, спать. Первым караулит Рест.

За всю дорогу сыновья Касасама не произнесли ни слова. Вот и теперь Рест поднялся и, прежде чем отойти, чтобы приучить глаза к темноте, ударил по плечу брата и бросил быстрый взгляд на Каму. Не на Эсоксу, а на Каму. Точно так же, как всякий раз, когда надобность заставляла его отлучиться, хотя бы отправиться на собственную телегу после стоянки. Кама покраснела, взглянула на Рестела, который остался возле костра, и поймала его взгляд, точно такой же. Но Рестел не видел, что Кама смотрела на него, и сам смотрел, не отрываясь. Не на Каму. На меч на ее поясе.