— Ничего… Я вас… вынесу… Как дед Мазай последнего зайца, — пообещал Растов, утирая ладонью кровь, которая теплым липким морсом заливала глаза.
И на ходовом мостике стало очень, очень тихо.
Эпилог
Эпилог
В то ясное утро, когда находящегося без сознания Растова (его состояние врачи оценили обнадеживающей «троечкой» по шестибалльной шкале скверности) эвакуировали на госпитальный корабль «Иоанн Кронштадтский», что степенно висел на орбите Навзара, Великая Конкордия объявила о своей капитуляции.
И врачи, и раненые — радовались все.
Но радовались вовсе не так шумно, бурно и киногенично, как мечталось в дни войны.
Все как будто делали вид, что так и надо.
Что сюрприза никакого нет.
Что с капитуляцией дело было давно решенное. «А что вы хотели, интересно?»
Притворялся и Растов — конечно, когда пришел в сознание.
И только несползающие, неувядающие улыбки — на лицах медбратьев, врачей, ковыляющих по коридорам выздоравливающих — не давали забыть, что ведь победа, что победили, что вот сегодня, и ни фига ж себе.
— Нынче, когда все это… закончилось, самое время мечты… воплощать. У вас есть мечта, товарищ Константин? — спросил майора медбрат, медлительный двадцатилетний парень, похожий на очеловечившегося пингвина, методично облепляя рану Растова очередной порцией круглых датчиков величиной с монету. Медбрат настоятельно требовал, чтобы его звали Ильюшей — не Ильей, не Ильей Владимировичем и не «молодым человеком».