И снова Келлхус первым заметил, что что-то неладно.
— Это становище мертво, — сказал он ровным тоном.
И Найюр понял, что дунианин прав. Он видел несколько десятков якшей, но ни единого человека — и, что важнее, скота тоже не было. Пастбище, через которое они ехали, поросло высокой травой. И само стойбище имело пустой, иссохший вид давно заброшенной вещи.
Радость сменилась разочарованием. Не будет обычных людей. Не будет обычных разговоров. Не будет передышки.
— Что тут случилось? — спросил Келлхус.
Найюр сплюнул в траву. Он-то знал, что случилось. После разгрома при Кийуте нансурцы прокатились по всем предгорьям. Какой-то отряд наткнулся на это стойбище, всех перерезал либо угнал в плен. Аккунихоры… Ксуннурит был аккунихором. Возможно, его племя уничтожено полностью.
— Икурей Конфас, — сказал Найюр, слегка изумленный тем, насколько безразлично сделалось ему это имя. — Это сделал племянник императора.
— Почему ты так уверен в этом? — спросил Келлхус. — Быть может, это место просто перестало быть нужным своим обитателям.
Найюр пожал плечами. Он знал, что дело не в этом. Мест в степи довольно, но вещи просто так никто не бросит. Все нужно, все пригодится.
И тут он с неизъяснимой уверенностью осознал, что Келлхус его убьет.
На горизонте высились горы, а позади расстилалась степь. Степь расстилалась позади. Он больше не нужен сыну Моэнгхуса.
«Он убьет меня во сне».
Нет. Этому не бывать. После того как он столько проехал, столько перенес! Он должен воспользоваться сыном, чтобы найти отца. Это единственный путь!
— Надо перейти Хетанты, — сказал он, делая вид, что разглядывает опустевший якш.
— Выглядят они устрашающе, — заметил Келлхус.
— Они действительно суровы… Но я знаю самый короткий путь.
В ту ночь они расположились на ночлег посреди безлюдного стана. Найюр отвергал все попытки Келлхуса втянуть его в разговор. Вместо этого он вслушивался в доносимый ветром вой горных волков и вскидывал голову на всякое потрескиванье и поскрипыванье пустых якшей.
Он заключил с дунианином сделку: свобода и безопасный проезд через степь в обмен на жизнь его отца. Теперь, когда степь практически осталась позади, Найюру казалось, будто он с самого начала знал: сделка эта была фальшивая. Как могло быть иначе? Разве Келлхус — не сын Моэнгхуса?
И почему он решил идти через горы? В самом деле затем, чтобы выяснить, участвует ли империя в Священной войне, или затем, чтобы подольше растянуть ложь, на которую он надеялся?