«Смелая ли она?»

Скюльвенд оставил ее и вернулся на свое место перед костром — рядом с Келлхусом. Некоторое время назад он перестал садиться напротив — Келлхус понял, что это затем, чтобы он, Келлхус, не мог видеть его лица.

— Так ты ее освободил? — спросил Келлхус, зная, что это не так.

— Нет. На ней теперь другие цепи.

Он немного помолчал и добавил:

— Женщину сломить нетрудно.

«Он в это не верит».

— На каком языке ты говорил?

Это был настоящий вопрос.

— На шейском. Это язык империи. Она была нансурской наложницей, пока ее не захватили мунуаты.

— Что ты у нее спрашивал?

Скюльвенд посмотрел на него в упор. Келлхус наблюдал за маленькой драмой, разыгрывающейся у него на лице, — настоящий шквал значений. Степняк вспомнил о ненависти, но и о былых намерениях тоже. Найюр уже решил, что делать с этим моментом.

— Я спрашивал ее про Нансурию, — ответил он наконец. — В империи сейчас все пришло в движение, и во всех Трех Морях тоже. В Тысяче Храмов правит новый шрайя. Будет Священная война.

«Она ему это не сказала — она только подтвердила его догадки. Все это он знал и раньше».

— Священная война… Против кого же?

Скюльвенд попытался обмануть его, придать своему голосу то же недоумевающее выражение, которое он придал своему лицу. Келлхуса все сильнее тревожила проницательность невысказанных догадок скюльвенда. Этот человек догадался даже о том, что он намеревается его убить…

Потом на лице Найюра промелькнуло нечто странное. Некое осознание, сменившееся выражением сверхъестественного ужаса, источника которого Келлхус не понимал.

— Айнрити собираются покарать фаним, — сказал Найюр. — Отвоевать утраченные святые земли.

В его тоне звучало легкое отвращение. Как будто какое-то отдельное место может быть святым!

— Вернуть себе Шайме.