– Только то, – солгал он, – что им нужно было услышать. Ничего более.

– Ты должен верить мне!

– Я верю, Эсми… Я правда верю тебе.

Она схватилась за голову, ногтями расцарапала себе щеки.

– Вечная шлюха! Почему я должна оставаться шлюхой?

Он смотрел внутрь нее, сквозь ее обезумевшее сердце, и видел побои, оскорбления и предательства. Он проникал глубже, в мир смрадной похоти, выкованной молотом привычки, подкрепленной преданиями, измеренной древним наследием чувства и веры. Ее естество было ее проклятием, хотя и делало ее тем, что она есть. Аморальность и благословение – обещание их живет между ног у каждой женщины. Сильные сыновья и судорожный спазм. Если то, что мужчины зовут истиной, находится в плену их желаний, как же им не делать рабынь из женщин? Их прячут, словно клад. Наслаждаются ими как фруктами. Выбрасывают как шелуху.

Не потому ли он использовал Эсменет? Из-за того, что ее лоно обещало ему сыновей.

Дунианских сыновей.

Ее глаза блестели в темноте, как серебряные ложки. Она едва сдерживала слезы. Он смотрел в них и видел то, что никогда не сможет исцелить…

– Обними меня, – прошептала она. – Пожалуйста, обними.

Как и многие другие, она расплачивалась за него. И это только начало…

Ахкеймиона всегда удивляло то, что в момент события он почти ничего не чувствует. Только потом, и эти чувства никогда не казались… уместными.

Когда педериск (так называли адептов Завета, занятых поиском Немногих среди детей Нрона) пришел в их хижину в Атьерсе, намереваясь забрать Ахкеймиона, мальчика «с большими способностями», отец сначала отказал ему. Не из любви к сыну, как потом понял Ахкеймион, но по причинам куда более прагматичным и принципиальным. Ахкеймион показал себя весьма способным к морской науке – его не требовалось так часто наказывать, как остальных детей. И, что еще важнее, Ахкеймион точно был его сыном, в отличие от других.

Педериск, худощавый человек с лицом жестким и обветренным, как у моряка, не удивился и не был впечатлен пьяным упрямством отца мальчика. Ахкеймион запомнил навсегда, как его аромат – розовая вода и жасмин – наполнил их вонючую комнату. Отец рассвирепел, и охранники адепта со скучающим видом принялись избивать его. Мать завопила, братья и сестры заверещали. Но на самого Ахкеймиона снизошел странный холод, несокрушимый эгоизм, которым порой отличаются дети и безумцы.

Он злорадствовал.

До того момента Ахкеймион не верил, что отца так легко победить. Для детей строгие родители – это фундамент, они ближе к богам, чем к людям. Как судьи, они стоят за пределами любого осуждения. Унижение отца сделало первый воистину печальный день его жизни днем триумфа. Когда ты видишь, как сломлен тот, кто сам тебя ломал… Может ли это не изменить все твои представления о мире?