Пауза. Круговерть вероятностей.

– Ты лишь помеха… – говорил Келлхус.

Эсменет сама сказала ему: они сделают все, чтобы не дать тебе Гнозис.

Ее глаза полыхнули белым, и на мгновение она показалась хитрым нильнамешским демоном. Странный, неестественный смех сочился сквозь заросший сад, извивался, как змея.

– Ахкеймион, – прошептал Келлхус.

– Он уже мертв, – ухмыльнулась тварь.

Она поболтала головой, как кукла, затем осела на холодный пол.

Скрежет камня был почти заглушен разноголосым хором в саду, за окнами с железными решетками.

Мраморная плита переползла через порог развалин, в нансурские времена бывших родовой усыпальницей. Словно по собственной воле, она встала на ребро, затем отодвинулась в сторону, и в ней открылась черная щель, куда с трудом вошел бы тидонский щит. Оттуда появилась нога, один за другим с хрустом выпрямились пальцы. Вытянулось колено, потом бедро. Возникла вторая нога, затем рука, и все три конечности выгнулись вокруг щели, как лапки изуродованного паука.

Затем медленно, неспешно поднялась вся женская фигура, словно рисунок сошел со страниц книги.

Фанашила.

Она танцующим шагом скользнула по бледному полу и столкнулась с близорукой Опсарой, которая возвращалась в детскую из уборной. Сломала ей шею, затем остановилась и перевела дух, чтобы утихло возбуждение. Пошла дальше и в тени превратилась в Эсменет. Она прижалась щекой к двери в его комнату – двери из красного дерева, окованной бронзой. Но ничего не услышала, кроме глубокого дыхания жертвы. В воздухе смешивались остаточные миазмы: запах чеснока из кухни, гнилых зубов, вонь от подмышек и задов…

Сажа, мирра и сандал.

Тварь достала из кармана льняной сорочки хору на кожаном шнурке и умело повесила ее на шею. Она толкнула дверь, сильно нажав на ручку, чтобы не заскрипели несмазанные петли. Тварь надеялась застать его спящим, но обереги, конечно, пробудят его.

Тварь застыла в темном дверном проеме, ее фальшивое лицо распухло от слез. Лунный свет лежал у ее ног продолговатыми бледными пятнами. Ахкеймион сидел на кровати, встревоженный и бледный. Он всматривался в темноту, но оборотень хорошо видел его: ошеломленный взгляд, нахмуренный лоб, борода с проседью.

От него просто смердело ужасом.

– Эсми? – прошептал он. – Эсми? Это ты?

Ссутулившись, она выпростала руки и плечи из сорочки так, чтобы одежда сползла до пояса. И услышала, как Ахкеймион ахнул, увидев ее грудь.

– Эсми! Что ты делаешь?