Пираты перешагнули через товарищей по разбою и обрушили огонь на последних двух защитников. Жак рухнул, с трудом вращая глазами. Кожа стала красной, как у Кирилла и Клауса.

Браун приложил левую ладонь к животу и упал на колени. От укрытия перед ним остались только щепки и искореженный металл. Затем Браун в последний раз поднял ружье и нажал курок. Луч резанул приподнявшего щит пирата по ногам и пропал. Аккумулятор разрядился, и капитан мутным взглядом посмотрел на лазер. Еще две пули пробили Брауну легкие. На миг раздался звук, словно кто-то пробил воздушную подушку. Капитан втянул воздух с жутким, рычаще-утробным звуком и упал на бок. С минуту ноги и правая рука дергались, отбивая предсмертную чечетку. Под танец раздирающей боли Браун отправился в чертоги Черной Невесты.

Все стихло. Пираты отбросили щиты и вбежали в рубку. Разбойник, чье лицо было испещрено жуткими рваными шрамами, всадил в тело капитана еще три пули. Остальные набросились на живых, но беспомощных врагов. В ход пошли тяжелые ботинки.

Кирилл не чувствовал боли от ударов, но представлял, как потом будет саднить каждая клеточка. Если их вообще оставят в живых. Вскоре к нему подошел человек в белом халате и маске с желтым стеклом. Поднеся к лицу Громова предмет, напоминающий клизму, он нажал на нее. Светло-зеленый дымок забрался под съехавшую защитную маску, и Кирилл отключился.

* * *

Чем яснее становилось сознание, тем сильнее была боль. Кирилл не мог ее разграничить – болело все. Ломила каждая косточка, ныли мышцы, тянуло внутренности, а изо рта с каждым вздохов вырывался тихий стон. По крайней мере, это доказывало, что он все еще жив.

Чтобы разлепить правый глаз, Громову пришлось стереть с него засохший кровавый панцирь. Дотронувшись до брови, звездолетчик ощутил под пальцами еще одну толстую корку. Голову пронзил новый укол боли.

На потолке неярко горел светильник. «Или я ни хрена не вижу», – решил Громов и с трудом повернул шею. Он полусидел, прижавшись к металлической стенке большой каюты. На нем было только белье. Ноги и бока представляли собой один сплошной синяк. Видимо, после того, как с него сняли форму, его еще раз от души отлупили.

Громов уперся руками в пол и выпрямил спину. Позвонки хрустнули, изо рта вырвался непроизвольный крик. Звездолетчик подвинулся назад и теперь сидел ровно, опершись на стену. «Похоже, ничего не сломано», – с надеждой подумал Кирилл и сделал вдох поглубже, каждый миг ожидая, что обломок ребра пронзит легкое, и он умрет с тем же диким звуком, что и Браун. Мысль о капитане принесла не меньшую боль, чем истерзанное ботинками пиратов тело.