Он снова зовет приятеля, вглядываясь в кучи трупов. Невдалеке ярко горит метановый фонарь – струя газа с силой бьет из сломанной трубки; в любой момент он может взорваться, а за ним и другие по всему городу, но у старика нет сил думать еще и об этом.

Хок Сен смотрит на тела. По большей части студенты. Глупые юнцы – хотели победить мегадонтов. Дураки. Он вспоминает собственных детей – убитых и так же сваленных в общую кучу. Перед ним – все та же кровавая малайская постановка, разыгранная на тайской земле. Старик берет из рук убитого кителя пружинный пистолет, проверяет обойму – немного дисков еще есть, уже неплохо, – заводит пружину и сует оружие в карман. Дети, играющие в войну. Дети, не заслужившие смерти, но по собственной глупости не сумевшие сохранить себе жизнь.

Вдали по-прежнему идет бой – захватывает новые кварталы и оставляет новые жертвы. Старик хромает по заваленной телами улице, доходит до перекрестка и, уже не заботясь о том, что не стоит вылезать на открытые места, переходит дорогу. У стены, привалившись, сидит человек с окровавленными ногами. Рядом лежит велосипед.

Хок Сен поднимает машину.

– Это мое, – говорит раненый.

Старик глядит на него молча – глаза едва открыть может, а все еще цепляется за привычный порядок вещей, за идею, что чем-то можно обладать.

Хок Сен спускает велосипед на дорогу.

– Это мое, – снова говорит человек, но даже не пробует помешать.

Старик перекидывает ногу через раму, встает на педали. Если раненый и говорит что-то еще, то его уже не слышно.

41

41

– Я рассчитывал, что мы начнем не раньше чем через пару недель, – возмущается Андерсон. – Еще почти ничего не готово.

– Планы необходимо менять, – отвечает Аккарат. – Ваши деньги и оружие по-прежнему будут полезны. В любом случае появление в городе ударных отрядов фарангов вряд ли смягчило бы шок от перемен. Возможно, ускоренный график даже лучше.

Над городом рокочет эхо взрывов. Ярко-зеленое метановое пламя желтеет, перекидываясь на сухой бамбук и другое горючее. Аккарат задумчиво смотрит на огонь, машет рядовому-связисту, который тут же начинает заводить пружину телефона, спокойным голосом отдает приказы командам выезжать на пожар и, взглянув на Андерсона, поясняет:

– Выйдет из-под контроля – защищать нам будет нечего.

Тот тоже смотрит, как растет и играет на дворцовом чеди – Храме Изумрудного Будды – зарево.

– Огонь уже рядом со Столпом.

– Кхап. Столп не должен сгореть. Это было бы дурным знаком дня новой власти, которая должна показать себя сильной и дальновидной.

Андерсон выходит на балкон и прислоняется к перилам. В затянутой шиной руке все еще пульсирует боль, но уже не такая сильная. С тех пор как военный доктор вправил кость, прошло несколько часов, к тому же все заглушает морфий.