Три пальмы. Три пальмы. Что-то он слышал про эти три пальмы…

– Я… п-прошу прощения… м-мои соболезнования…

Застывшие от холода губы не слушались. Под маской у женщины чернела пустота.

За спиной захихикали:

Какой вежливый… Хи-хи-хи, сестричка, он нам соболезнует, хи-хи-хи… Поможешь нам, человечек? Мы обещали нашей сестре роскошный вынос, хи-хи-хи…

Оказалось, вокруг шевелилась и глазела целая толпа: женщины в абайях, дети, мужчины в высоких белых тюрбанах, как носят северные гафир. Сквозь толпу с отсутствующим видом шла вереница белых верблюдов – розовогубых, с красными глазами.

Хи-хи-хи… помоги нам с выносом, человечек, мы женщины бедные, некому ковры перед домом развернуть, хи-хи-хи…

А следом за хихиканьем послышалось утробное собачье рычание. Крутанувшись на пятках, аль-Мамун увидел сначала гончих – черных, длинных, оскаленных.

И только потом – ее. Высокую черную фигуру женщины на собачьих лапах, с изогнутыми когтями на длинных, до колен, руках. И с собачьей головой на узких темных плечах. Острые длинные уши, красные горящие глаза, сахарно-белые клыки с клейкими нитями слюны.

Манат. Госпожа Судьбы. Хозяйка Медины. И хранительница могил.

Что скажешь, Абдаллах? Поможешь нам похоронить сестру?..

Это сказала женщина у него за спиной. Хозяйка Трех Пальм. Узза, дающая плодородие.

В неприглядной пустоте темнеющего пейзажа свистел ветер.

– Посланник Всевышнего… – голос срывался на хрип, губы еле шевелились от морозного ужаса, – назвал вас ангелами чтимыми…

Клыки в пасти Манат обнажились во всю немалую длину. Богиня смеялась неслышно, но страшно до дрожи в позвоночнике.

– Я приношу вам… извинения…

Манат запрокинула ушастую голову, гончие у ее ног завывали – от хохота?..