Топот копыт, с морды коня летит пена. Верхом – старый знакомец, Элбег, из-под чалмы на лоб течет пот:

– Шади, гоните, гоните вдоль канала, не останавливайтесь, мы их задержим!..

Тарег, задыхаясь, заколотил ладонями по льду: сколько у тебя людей, Элбег?! Сколько?!

Белый песок, пыль, солнце в зените. От мертвых холмов мчит отряд верховых, блестят копья. Вокруг верблюда топчется пятерка всадников. И это все?!

– Пусти меня туда! – заорал Тарег, свирепо царапая ледяную прозрачную толщу. – Пусти меня! Не имеешь права! Слышь, Ты, Единый?! Не имеешь права!

Петля сдавила горло, голоса не осталось, он молотил кулаками по мертвому морозному стеклу, хрипя и кашляя.

Переодетая мужчиной Юмагас вылезла из плетеной корзины, поцеловала малыша в лоб. Ревущего Мусу прижала к себе смуглая девушка в длинных сережках, мальчик ревел, девушка бестолково трясла серебряной погремушкой и истекала слезами.

– Гони! – гаркнул Элбег верблюжатнику.

И посмотрел в глаза заплаканной девушке:

– Шади, не оглядывайся, спасай ребенка!

Скотина, вихляясь и раскачивая паланкин, поднялась на ноги и пошла бегом.

Юмагас уже сидела в седле, крутила рубящее ханьское копье. И, яростно щурясь, кричала:

– В мечи, братец! Мы загребем их в полы халатов, как конский навоз!

Шестерка всадников приняла в галоп, в серой пыли замелькали сабли, кто-то, дрыгая красными сапожищами, полетел из седла. Подскочившего сзади конника Юмагас высадила, саданув тупым концом копья под ребра, лезвием секанула по кольчуге налетавшего парса с саблей, тот рухнул вместе с лошадью.

Дротик вошел ей под горло – точно, глубоко. Задрожал длинным легким древком.

– Догнать верблюдов! – орали вокруг на фарси. – Всех под нож! Догнать верблюдов!

Юмагас боком сползала с седла, мимо проскакивали блестящие железом парсы – в погоню, в погоню.

Она подняла глаза к свету, к царапающемуся сквозь лед Тарегу.

– Повелитель… – прошептали бледнеющие губы.

Джунгарка подняла руку, ладонь со скрипом мазнула по льду. Из раны толчками выплескивалась алая, алая кровь.