Напоминание о том, где мы на самом деле, – сутулые и мрачные фигуры в застиранных полосатых пижамах. Это психи из «спокойных», которых выпускают на прогулки.

За переплетениями цветущих ветвей виднеются зарешеченные окна-бойницы, из них изредка доносятся вопли и крики «буйных».

Регина говорит:

– Мне уже пора… Ты так и не сказал, зачем приходил.

– Увидеть тебя.

– Фенхель, не начинай опять.

– Мы давненько не встречались. Нашим старым составом… Клуб Покойников, а? Как тогда, на Циприке, помнишь?

– Не хочу вспоминать. Как там Кауперманн?

– Сто лет с ним не виделись. Но отрадно знать, что хотя бы его судьбой ты озабочена.

– О чем ты?

– Не хочешь спросить, как мои дела?

– А зачем? Раз пришел – значит жив.

– Он тебе всегда нравился? Кауперманн?

– Я думаю, у него большое будущее.

– А как же Ибис?

– А что Ибис?

Зачем я сюда приперся, думаю я.

Все, что было, быльем поросло. Нас теперь не связывает ничего, кроме общих знакомых. И кроме той истории, из-за которой мы познакомились.

Нам навстречу идет вислоусый худой старик в полосатой пижаме, машет сухонькими ладошками, бурчит себе под нос: «…над ареной ярой моря буревестником слетавши, я, как пингвин, нежно спрячу тело жирное в утесы…»

Проходит мимо, бормоча, жестикулируя и не замечая нас. Останавливаемся, чтоб пропустить его. По лицу Регины пробегает тень.