Мать Скейр оскалилась:

– А ты спишь и видишь, как бы вызволить Ванстерланд из страшного рабства, да?

– Почему бы и нет? Ведь вместе с Ванстерландом я могу освободить и Гетланд! Мне совсем не понравилось ходить в рабском ошейнике, который на меня надела капитан галеры. И мне совсем не нравится быть рабом выжившего из ума, пускающего слюни старикашки в Скегенхаусе.

– Союз между Гетландом и Ванстерландом? – Бранд мрачно покачал головой. – Мы ж воевали со времен, когда еще никакого Верховного Короля не было! С тех пор, как Гетланд стоит! Безумие какое-то.

Ярви повернулся и одарил красноречивым взглядом: мол, чего разболтался?

– Иногда так сразу и не поймешь, где заканчивается безумие и начинаются хитрость с коварством.

– А ведь парень прав.

Мать Скейр вцепилась руками в решетку и повисла на ней, как пьяный на старом друге:

– Нас разделяет вековая вражда, ненависть…

– Нас разделяют мелочные счеты и обычное невежество. Оставь гневные речи воинам, Мать Скейр, нас с тобой ждут другие дела. Праматерь Вексен – вот наш истинный враг. Это она сорвала тебя с места и отправила с рабским поручением. Ей плевать на Ванстерланд, на Гетланд – на всех нас. Ей нужна власть, абсолютная власть – вот и все.

Мать Скейр склонила голову к плечу и сощурила холодные голубые глаза:

– Тебе не победить. Она слишком сильна.

– Герцог Микедас тоже был слишком силен, и посмотри, что с ним сталось – ни власти, ни даже целой черепушки.

Она прищурилась еще сильнее.

– Король Атиль никогда на это не пойдет.

– Я сам разберусь с королем Атилем.

Но она не сдавалась:

– Гром-гиль-Горм никогда на это не пойдет.

– Ты недооцениваешь себя, мать Скейр. Я вот не сомневаюсь в твоих способностях к убеждению.

Глаза ее превратились в ярко-голубые щелки: