Светлый фон

Альмах же, доехав до улицы Мичурина и выпрыгнув из машины в светящиеся кривые трамвайных путей, думала совсем о другом. Крыса. Крыса в конторе! Двойной агент, предатель. Спецоперацию в Лондоне он предотвратить не мог. Но смог сделать все, чтобы она закончилась пирровой победой. Заратустров опять потерял след, опять! Утечка. Кто в их группе?..

– Двести с вас.

– Возьмите.

Подождав, пока красный огонек машины исчезнет за редеющей поздне-осенней листвой, Альмах подошла к неприметному дому с копошащимися зубцами кирпичной кладки на углах. Пластиковая карточка – в прорезь ржавого почтового ящика; там щелкнуло. Открывшаяся дверь впустила ее прямо в допотопный лифт. Потом пятью бледными длинными, сухими пальцами она приложилась к обнажившемуся экрану, висевшему на грязно-серой стенке. Лифт вздрогнул, приняв ее папиллярный код, и тут же бесшумно, без единого скрипа, упал вниз. Быстро. Разъехавшиеся двери выпустили ее в коридор – вот они, лампы дневного света в решеточках, вот она, неряшливая стеновая панель. Торчат трубы, висят провода.

За первым постом сидит Хуснутдинов. Мурек Хафизович – плотный, краснолицый татарин, едва умевший говорить и читать по-русски, но знающий двадцать три языка, включая греческий и хинди. В Управление его взяли за способности к языкам да за дар видеть тонкие астральные тела уже отходящих, умирающих существ. Его берегли, брали с собой на каждый «тяжелый» случай – на труп или почти труп. Но сейчас, как и все офицеры Управления, он дежурил. Дежурил и гадал кроссворд в кем-то оставленной бесплатной газетенке украинского землячества.

Он кивнул, даже не посмотрев на пропуск начштаба, почесал тугую щеку и спросил:

– Вай, Элинглебна, как по-хохлятски мебелей будит? Пять буквов.

– Мебля, – автоматически бросила Альмах, проходя мимо него в коридор.

– Ме-бля… Вай, сапсэм нехорошо! – отреагировал за ее худой спиной татарин.

Вот теперь она шла по этим коридорам, вонзая каблуки сапожек в ламинат. Тени так же перебегали по ее лицу и светлым, сыпавшимся на плечи локонам. Она дошла до дежурного поста – между Большим залом и кабинетами. За столом-подковой сидел толстый Рублев в белой рубашке. Он просматривал на мониторе сводки. Лицо потное, глазки заплыли и покраснели. Он поднял круглую голову, растянул резиновые губы.

– О, Элина Глебовна! Так поздно?!

– Работать хочется, Женя, как замуж! – усмехнулась женщина. – Просто невтерпеж…

Рублев хрюкнул маленьким носиком и повернулся к шкафу. По лампочкам стальных ячеек пробежало мерцание. Альмах отметила – одна комната шифровального отдела открыта. Интересно, кто там? Горский-то в командировке. Она получила из потной ладошки Рублева магнитную карточку и услышала: