Отступление

Новый выстрел слышится глухим коротким рыком.

Мне хочется посмотреть, кто это стреляет через подушку, но я не могу согнать с глаз противную пелену.

Перьев будет много, думается мне.

– Бастель!

Хлопок по щеке приводит меня в чувство. Пелена спадает, и лицо моего друга Игоря Баневина, освещенное факелом, надвигается сверху. Губы его складываются и растягиваются, но, кроме окрика, я так больше ничего и не могу услышать. Кажется, он говорит: «Очнись! Не закрывай глаза!» Во всяком случае, я бы говорил именно это. Никаких сюсюканий, когда ты при смерти. А я при смерти, я знаю. Кровь не слушается.

Голову мою поворачивают, и я вижу уже Терста.

Радость почему-то течет горлом, горячая, выплескивающаяся красным фонтанчиком. Не слышать начальство – это уж совсем никуда, непрофессионально, поэтому я напрягаюсь из последних сил.

– Игорь, – Огюм Терст зол и растерян, – Игорь, я же просил тебя приглядывать!

Это не мне, это Баневину.

Баневин оправдывается. Он был рядом. Он только чуть-чуть не успел.

– Он сейчас умрет, – говорит Терст. Глаза его щурятся. Я вижу, как жилки его крови пытаются перехватить свободный исход моей.

Не удалась дуэль, думаю я.

Под ногой у Терста что-то хрупает, но никто, кроме меня, не обращает на это внимания. Да и я не уверен, что это сторонний звук. Вполне возможно, что хрупает во мне. Только упорно кажется, что перед тем, как исчезнуть с обрыва, Эррано Жапуга что-то стеклянное держал-таки в руке. Или не держал? Тяжело вспомнить.

– Что ж вы, Бастель!

Это уже мне.

Терст чуть не плачет. Света прибавляется. Кто-то еще, усатый, в мохнатой шапке, маячит в отдалении. Или это не шапка, а копна волос?

– Дыши! – хватает меня за грудки Терст. – Сучий ты сын, дыши!

Я пытаюсь. Все-таки приказ.