– Пожертвовали? – усмехнулся я. – А сами не решились к Богу?

– Не получилось, – замороженно повторил дядя. – Все так хорошо шло, и не получилось.

Я подступил на шаг:

– Посмотрите на меня, дядя Мувен.

– Бас… – Дядя качнулся ко мне и отпрянул, будто от морового больного: – Ты… Вы не Бастель!

Совиные глаза на круглом, совершенно не кольваровском лице распахнулись. Нижняя губа дрогнула.

– Вы не Бастель! – выкрикнул он. – Вы похожи…

– Я – Игорь Баневин, – сказал я. – Бастель был убит. Еще в июне, Эррано Жапугой.

– Но кровь…

– Кровь во мне – его. С ма-аленькой примесью.

– С примесью? – Мувен дико посмотрел на меня. – То есть не чистая?

– Нет.

Саквояж шлепнулся на землю.

– Вы! Вы! – Мувен скрючил пальцы.

– Осторожнее, – я приподнял ствол «Фатр-Рашди». – У меня нет к вам родственных чувств, и я выстрелю, не задумываясь. Вы не ответили на вопрос: зачем?

– Зачем? – Мувен криво улыбнулся. – Затем, что это был шанс! Ах, Бас… Игорь! Когда ты видишь шанс, ты всегда его чувствуешь! Эти клочки бумаги – в них не было ничего. Ничего! Еще один миф, древняя выдумка. Но, когда мы с Аски стояли где-то на этом же месте и смотрели… здесь все еще было завалено… я уже думал: вот оно! Шанс. То, что редко кому выпадает в жизни.

– Шанс на справедливость?

Мувен издал горловой звук:

– Не смешите меня! Мне просто не везло. Всю жизнь. Я родился не в той семье, женился не на той женщине, я не люблю ни ее, ни наших детей, все дела, в которых я участвовал, прогорали с безумной скоростью. Даже железнодорожная концессия, представляете? Моя кровь оказалась ничем не примечательной кровью, хотя и с высокими нотками. У меня оказались родственники, которых я возненавидел всей душой, – уж им-то в жизни было отмерено сторицей! И долги, долги, долги…

– Довольно душещипательно.