В машине спала троица беглецов из одной реальности в другую.

Додоня, подложив под щеку сложенные ладони, сладко посапывал на переднем сиденье. Шпарин, согнув ноги, скрестив руки на груди, спал на заднем, на спине, положив голову Маралову на колени. Маралов в перепачканном розовом костюме сидел, привалясь к двери автомобиля, и чутко дремал. Изредка всхрапывал и, просыпаясь от собственного храпа, с негодованием смотрел на голову Шпарина.

— Привал закончен, — объявил Шпарин, просыпаясь от очередной горловой трели, выданной Мараловым. — Подъём!

— Оправляемся, споласкиваем физиономии, коротко перекусываем и в путь. Прошу обратить внимание на дорогу. Она пуста. О чём это нам говорит?

— О том, что мы нырнули не в ту щель.

— Или в ту.

— Все ноги, Миша, отсидел!

— Интересно, как я их мог отсидеть, если я на них лежал? — Шпарин потряс головой, отгоняя остатки сна.

Додоня достал из багажника пакет с рулоном туалетной бумаги, мылом в зелёной мыльнице и махровым зелёным банным полотенцем.

— По кустам, парни, — сказал Шпарин. — Друг друга из вида не выпускать.

Поочередно они сбегали до леса.

Додоня вытащил канистру, плеснул тонкой струйкой в протянутые ладони Маралова и обильно полил голую спину Шпарина.

— Ух… хорошо-оо!.. — закричал Шпарин, расплескивая руками воду по телу. — Ух, хорошо-о… Лей, не жалей!…

— У тебя кроме старых дырок в спине, шрамчик на животе, как от ножа, — сказал Маралов, рассматривая Шпарина. — Гвардеец, ты наш, невидимого фронта.

— А царапки? — Шпарин потрогал щеку и заглянул в боковое зеркало джипа.

— Царапки на месте. А каково это, Миша, ощущать себя разными людьми?

— А тебе?

— А я не ощущаю.

— И я не ощущаю. Больше того — никакой неприязни ни к себе, ни к «дубликатам». И предвосхищу возможный следующий вопрос… О женщинах… О моих и не моих. Никаких угрызений. Не осознал ещё. Слишком все быстро движется… Дай полотенце!

— Не побрезгуйте, Сергей Николаич, на слугу побрызгать, — закончив обливать Шпарина, попросил Додоня.