Я подошел к холодильнику и налил себе стакан молока. Мне хотелось покончить со скоропортящимися продуктами прежде, чем они начнут тухнуть.
– Тебе налить? – спросил я Тревиса, прежде чем поставить пакет на место.
Он отрицательно покачал головой, но тут заметил мою секретную заначку «Орео» с ванильной помадкой. Пару минут мы просидели в тишине, наслаждаясь моментом. Холодное молоко с «Орео», отец с сыном – все как в рекламном ролике, не считая темноты и угрозы быть съеденными заживо. Да,
– Ты же не собираешься пукнуть еще раз, нет? – спросил он с выражением искренней озабоченности на лице.
Я невольно рассмеялся. Последним, кто застукал меня за подобным преступлением, была моя мама, и случилось это сразу после того, как нам принесли свежий номер «National Geographic». Тогда еще и слыхом не слыхивали об Интернете! И мне было тринадцать лет. Не судите, да не судимы будете.
– Нет, я в порядке, – сказал я, похлопав себя по животу. – Над тем залпом я работал долгое время. Сейчас бы он полностью созрел, но, боюсь, я пробил бы дыру в штанах.
Тревис рассмеялся. Приятно было это видеть.
– Пап.
Я перестал улыбаться. Что-то тяготило его, но я не хотел давить, пусть скажет сам, когда будет готов.
Тревис продолжил:
– Я скучаю по школе. И не надо так на меня смотреть. Я скучаю не по геометрии, а по своим друзьям. Может, даже по парочке учителей.
Я знал, что он чувствует. Он скучал по обычной жизни, по тому, что нам вряд ли когда-либо суждено было обрести вновь. Я не мог обещать сыну, что с его друзьями все будет в порядке, или что жизнь вернется в свою колею. Это были бы пустые обещания, и он бы это понял. Но я мог передать ему ту надежду, что Томми дал мне. Потянувшись, я крепко обнял своего младшего сына. И, разжимая руки, шепнул ему на ухо:
– Если скажешь маме, что я тут сделал, я от тебя отрекусь.
– Ага. Если бы я знал, что ты это сделаешь, то не помогал бы тебе закупоривать дом, – сказал он, ткнув пальцем в закрывавший кухонное окно пластик.
Тусклый утренний свет сочился сквозь полупрозрачный пакет, но из правого верхнего угла, где отклеился краешек, бил яркий солнечный луч. Что-то в этом маленьком пятне света согревало мне сердце – рассвет нового дня, новая надежда и все такое, на душе становилось легче. Поверьте, в этом доме лишь Томми был одарен даром предвидения. Если бы я знал, что принесет нам остаток дня, то не вставал бы, чтобы опорожнить свой чертов мочевой пузырь.