– Пофли, Меффедь, – проговорил он.

Медведь разок оглянулся на меня, потом на дверь, и двинулся наверх за Томми.

От следующего удара содрогнулась вся дверная рама.

– Трейси, вы скоро? – выкрикнул я, отступая на шаг или два от двери.

– Пару минут. Максимум. Я складываю остатки в коробку и жду, пока кто-нибудь поможет унести все это наверх.

– У нас нет пары минут. Бери то, что можешь унести, и уходи.

– Но… – начала она.

– Милая, наша жизнь и смерть вряд ли зависят от того, попадет ли наверх быстрорастворимая лапша. С другой стороны… – я указал на дверь.

Меня испепелили таким взглядом, словно я покусился на самое святое. Я бестрепетно встретил его. Зомби за дверью двери были куда опаснее взбешенной супруги. Трейси вышла из кухни, и я собирался последовать прямо за ней. Но, не успел я переступить порог кухни, как французские двери уступили натиску в типично французском стиле. Должно быть, их изготовили те же люди, что строили линию Мажино[80], оказавшуюся «стратегически неэффективной».

Двери врезались в стену с такой силой, что пробили гипсокартон. Господом клянусь – первая мысль была о том, сколько у меня в подвале замазки для починки гипсокартона (привет, рыночная стоимость!). Зомби валили внутрь, словно покупатели в «Бест Бай»[81] в «черную пятницу», когда устраивается распродажа пятидесятидюймовых плазменных телевизоров. Это был какой-то бедлам. Они едва продвигались вперед, большинство были растоптано ногами товарищей. Я, в качестве худшего в мире вышибалы, тоже не помогал делу. Вместо этого я открыл огонь. «Магнум-357», который я отобрал у Джастина, оглушительно палил в тесном пространстве. Четыре из пяти пуль принесли зомби безвременную гибель. Пятая, дьявол ее побери, еще больше испоганила гипсокартон. Патроны кончились, время тоже. Я вылетел из кухни, пронесся по коридору и уже сворачивал к лестнице, когда заметил промельк чего-то светло-бурого. Я застыл на месте – одна нога на площадке лестницы, вторая еще в коридоре. Трейси смотрела на меня с верхней площадки.

– Что ты делаешь, Тальбот? – взвизгнула она.

– Там Генри! – прокричал я в ответ.

Трейси любила Генри, в этом нет сомнений. Она любила его, как и всякий хороший собаковладелец, но в этом как раз и заключалась разница между нами. Для нее Генри был милым, очаровательным, самым-самым-самым чудесным ПЕСИКОМ. Но для меня Генри был как четвертый – нет, сейчас уже пятый, если считать Томми – ребенок. Я не мог его бросить. Патронов нет – раз. Зомби в коридоре – два. Генри под кофейным столиком – три. Подведем итог – список паршивый.