Вин утомленно кивнула, с трудом встала и ушла, оставив Сэйзеда за письменным столом.
17
17
Иногда я пытаюсь представить, что случилось бы, если бы я остался там, в той сонной деревушке, где родился. Я бы сделался кузнецом, как мой отец. Возможно, завел бы семью и собственных сыновей.
И тогда, скорее всего, кто-то другой взвалил бы на себя мою чудовищную ношу. Кто-то, кто смог бы нести ее лучше, чем я. Кто-то, кто заслуживал бы звания героя.
До того как поселиться в особняке Рену, Вин никогда не видела ухоженных садов. В прошлой жизни, пробираясь с другими ворами в богатые дома, она замечала иной раз декоративные растения, но никогда не обращала на них особого внимания. Растения, как и прочие увлечения знати, казались ей пустой забавой.
И она даже не представляла, как прекрасны могут быть растения, если за ними ухаживать должным образом. Балкон в особняке Рену, узкий, полукруглый, нависал над садом, и с него открывался отличный вид. Сад сам по себе был не слишком велик — он ведь требовал огромного количества воды и внимания.
И все равно он был прекрасен. Растения здесь имели вовсе не тот скучный коричневый или белый цвет, они сияли глубокими, живыми красками — всеми оттенками красного, оранжевого и желтого, и листья как будто светились изнутри. Усилиями садовников вереницы растений складывались в изящные узоры. Ближе к балкону росли экзотические деревья с желтой листвой, которая давала тень и защищала от пеплопадов. Зима в этом году выдалась очень теплая, и с большинства деревьев листья не опали. Но конечно, воздух был прохладным, и в ветвях мягко шумел ветер.
Этот шум действовал успокаивающе. Во всяком случае настолько, что Вин забыла о недавнем раздражении.
— Хочешь еще чаю, дитя? — спросил лорд Рену, но ответа ждать не стал и просто махнул рукой слуге, чтобы тот наполнил чашку Вин.
Вин сидела на бархатной подушке в удобном плетеном кресле. В последние четыре недели любое ее желание исполнялось мгновенно. Слуги прибирали ее вещи, одевали ее, кормили, даже помогали принимать ванну. Рену следил, чтобы Вин давали все, о чем она попросит, и, конечно, никто не позволил бы ей сделать что-то, что требовало бы усилий, представляло для нее опасность или просто было ни к чему.
Другими словами, ее жизнь стала безумно скучной. Прежде все ее время занимали уроки Сэйзеда и ночные тренировки с Кельсером. И днем она в основном спала, почти не общаясь с прислугой.
Но теперь алломантия — по крайней мере, та ее часть, что предполагала ночные прыжки, — стала для Вин запретной. Ее рана еще не зажила и начинала кровоточить, если Вин слишком много двигалась. Сэйзед, правда, время от времени давал ей уроки, но в основном был занят переводом книги. Он часами просиживал в библиотеке, взволнованно вчитываясь в текст.