Рассуждая подобным образом, Алексей продолжал медленно шагать по дорожкам сада, изредка останавливаясь у особенно интересных растений.

«О, а вот название этого дива дивного я помню. Больно необычное. Рука Будды или, иначе, цитрон».

Цитрон.

Полюбовавшись на желтые мясистые плоды, свисавшие с небольшого деревца, он двинулся дальше.

«Итак, что получается? После первого нашего залпа противник, естественно, подвесит осветительные снаряды, чтобы увидеть нас. Но увидит только облако дыма, за которым укроются и наши миноносцы после постановки дымовой завесы. Будет расстреливать облако? Да на здоровье. Флаг в руки, как любит говорить мой обожаемый князь Карамышев. А мы практически безнаказанно будем продолжать бить его из всех калибров, что немаловажно. Бить, пока он не споет нам свою последнюю песню».

Цесаревич остановился возле очередного примечательного растения.

«Это необычное чудо тоже помню. Уж больно название примечательное. Жаботикаба. Чего только Природа не напридумывала». Подивившись на плоды жаботикабы, похожие на ягоды черники или черной смородины, Алексей вновь возобновил свое неспешное путешествие. Дорожка впереди поворачивала вправо, и из-за поворота послышались женские голоса. На повороте Алексей остановился, оценивая увиденную картину. Шагах в семи спиной к нему перед очередным необычным растением стояли две молодые женщины. Одна из них держала за руку мальчика лет пяти. Другая была с коляской, откуда доносилось щебетание еще одного ребенка.

Жаботикаба.

― Так что это за чудо, Сашенька? ― послышался голос одной из женщин. ― Ты же у нас все знаешь.

– Этого у меня в памяти… Этого я не помню, ― отозвалась вторая.

Лонган.