И, чтобы не слушать кита, он сунул голову в песок и замер.

В песке было тихо. Кит что-то кричал, возмущался, а потом махнул хвостом и уплыл.

Подождав еще немного, страус вытащил голову из песка, отряхнулся и посмотрел по сторонам. Кругом было пусто: слева синее море, а справа желтая пустыня. Страус развернулся и торопливо побежал от берега. Он знал: в пустыне ему будет хорошо – там тихо. Ему никто не нужен. Он никого не хочет слышать. Ведь и действительно, зачем ему еще раз узнавать о том, что все равно недостижимо?!

Прошлогодний лист

Прошлогодний лист

Была зима. Дул обжигающе-холодный ветер. Сыпал снег. Барсук лежал в норе и зябко ежился. Ведь даже там, глубоко под корнями березы, мороз пробирал до костей. Ну а уж наверху…

Волк стоял на опушке и клацал зубами, пытаясь согреться. Да что там волк, когда солнце, и то побелело от холода! И вообще, казалось, что еще немного, и замерзнет воздух, а потом и вся Земля превратится в большую ледышку и провалится в бездонный космос. Деревья очень этого боялись. Они стояли, растопырив ветки, и дрожали на ветру. Ветки были скрюченные, черные и голые. И только на одной из них еще держался прошлогодний желтый… нет, давно уже не желтый, а просто чахлый, хрупкий лист.

Лист не дрожал. Он так замерз, что теперь при всем желании не смог бы шелохнуться. Иссохший и почерневший, он болтался между небом и землей и думал только об одном: не оборваться бы, не оборваться! Снежинки липли на него, тянули вниз, туда, где под толщей сугроба лежали его братья. Они упали еще осенью, когда только начинало холодать. Сперва они желтели прямо на глазах. И засыхали. Потом, подхваченные легким ветром, они, кружась, летели вниз.

– Куда вы? – спрашивал он братьев.

Никто ему не отвечал.

А дни становились короче, ночи холоднее. И братья продолжали, продолжали падать. Лист прижимался к ветке. Ему, конечно, было также холодно, как и другим, но он терпел. Древесный сок еще питал его, и он не поддавался ветру, который теперь запросто гулял по опустевшей кроне. Земля под деревом была уже вся сплошь усыпана его сорвавшимися братьями, а лист – тогда еще зеленый – продолжал висеть. Он за ночь очень сильно замерзал, к утру весь покрывался инеем, потом, пока было светло, чуть-чуть оттаивал… А ночью опять замерзал. Ветер рвал его вниз – он не падал. И даже тогда, когда ветка замерзла окончательно, и он, лишенный последней капли древесного сока, в одночасье пожелтел и высох… даже тогда он не сорвался.

Ударили морозы – он держался. Шел снег, мела метель, ревела вьюга – он не падал. Иссохший, грязно-желтый, скрюченный, он сам уже не знал, что же держит его наверху.