Был жаркий и солнечный день. Стрекотали цикады, по мелководью ходили фламинго. Ходили медленно. И очень близко – так, что если только захотеть… Но Старик их не трогал. Старик неподвижно лежал в теплой тине, дремал. Да, думал он, мясо у них, наверное, вкусное, но это красивые птицы. Он их никогда не обижал. И сейчас не обидит! Да, думал он, он, конечно, беспощаден и жесток, но в то же время умеет ценить красоту. Так что совершенно напрасно кое-кто обзывает его Зеленым Бревном. Обзывает, ха-ха! Издалека все эти твари храбрые – кричат, насмехаются. Зато потом, когда приходит их урочный час, эти недавние весельчаки робко спускаются к реке, бочком подходят к водопою, дрожат…

И это совершенно правильно! Потому что Старик уже ползет по дну, сопит, моргает от волнения, высматривает жертву. Вода в реке желтая, мутная. Старик крадется долго, терпеливо.

Он, кстати, никогда не мстит. Он не старается поймать того, кто больше всех над ним смеялся – зачем? Он ловит только незадачливых, больных и нерасторопных. Прижимается брюхом ко дну, упирается лапами, ждет, а после медленно приподнимает хвост… и бьет им по воде! И прыгает! Хватает жертву, рвет ее на части и тащит ко дну! Вот и всё. Испуганное стадо в тихом ужасе отпрянет от воды и округлит глаза…

А желтая и мутная река уже спокойна. Стрекочут цикады, кричат попугаи, по мелководью бродят фламинго. Старик лежит в прибрежной заводи – там приятная тень от тростника – и смотрит на красивых птиц. И ждет, когда опять проголодается.

Ну а сегодня он не тронет никого. Хоть он уже сильно голоден. Но пусть они пьют. Все, сколько в кого влезет! А он пока что отдохнет и приготовится – как следует. Ведь то, что он сегодня затеял… Да это просто безумие! Но он не может этого не сделать! Вот почему он сегодня так по особенному замер. И волнуется. И терпеливо ждет…

Но время шло, а враг не появлялся. Солнце уже взошло в зенит и палило нещадно. Старик задумался… и вспомнил: так жарко ему было только тогда – в тот самый первый день, когда он вышел… да, вот именно – вышел на этот свет! Ткнул носом, пробил скорлупу и вывалился из нее на песок. Песок был горячий, он вскрикнул от боли и побежал, побежал, побежал – вниз, к воде. Лапы горели, глаза застилало огнем, он торопливо прыгнул в воду и уже только потом осмотрелся. Широкая и мутная река, крутой берег, поросший высокой и редкой травой, и бледное, как будто выцветшее небо – вот все, что он тогда, в свой первый день увидел.

А что было потом? Да ничего с тех пор не изменилось! Все тот же берег, те же облака. Только он постарел, стал мудрее. Он теперь точно знает, кто он такой и кто все такие. Так что, если они хотят, то пусть и дальше обзывают его Зеленым Бревном, пусть распускают небылицы о его жестокости и жадности, пусть кричат, что хотят. Только не им его учить и осуждать. Он занят тем и только тем, что ему повелела Природа. Как, кстати, и они, все прочие. Только одних она создала для того, чтобы они летали в небе и поедали мошкару, других чтобы паслись в саванне, а третьих чтобы плавали в воде и содержали ее в чистоте. Одни охотятся, другие убегают, а третьи, как, например, он, следят за справедливостью. Он и сейчас за ней следит. И как только он заметит, что на реке происходит что-то такое, чего происходить не должно, он сразу же…