К ночи наше нетерпение возросло. Мы держались на ногах, ходили из стороны в сторону по линии, которую сами наметили. Мне пришлось оставаться с пустым брюхом, потому что я не мог унюхать дичь. Зато воды было достаточно, и я решил, что не умру, если и похожу голодным.

К полуночи пришло сообщение:

— Идет!

Я подумал, что только одна особа могла вызвать такое сообщение от тех, с кем я разделял ночное бдение.

— Майлин! — послал я в ночь настоятельный мысленный зов.

— Иду! — пришел ответ, тихий, шепчущий, если можно так выразиться о мысли.

— Майлин, — сообщил я по контрасту как бы криком. — Беда, берегись. Жди. Дай нам знать, где ты.

— Здесь.

Мысль прозвучала громче, и это было сигналом для нас выскочить из кустов и травы.

Она появилась в лунном свете на своем верховом казе. После сумрачного дня, ночь была ясной, Три Кольца горели во всем своем великолепии. На Майлин был плащ, голова покрыта капюшоном, так что мы видели не женщину, а всего лишь темную фигуру на раскачивавшемся казе. Я бросился к ней широкими прыжками.

— Майлин, беда!

— Что?

Ее мысленный вопрос снова спустился до шепота, как будто вся сила ушла из нее, и она держалась только усилием воли. Меня щипнул страх.

— Майлин, что случилось? Ты не ранена?

— Нет. Что произошло?

Ее вопрос прозвучал громче, тело выпрямилось.

— Люди Озокана напали на лагерь.

— А Малик? А маленький народ?

— Малик…

Я заколебался, не находя способа выразиться лучше.