Несмотря на предупреждение Марина, Перо испытал потрясение. Словно что-то начало сжимать его сердце, как в кулаке, и стало трудно думать, даже дышать. Он и раньше знал, что люди испытывают здесь такие чувства, конечно, знал. Он читал о том, как бывают ошеломлены путешественники, потрясенные величием храма. Его только что предупредили… и все это не играло никакой роли. К некоторым вещам невозможно быть готовым, думал Перо Виллани, и ему хотелось, до жестокой боли в душе, чтобы его отец был жив, приехал сюда вместе с ним, и увидел это.

Его охватило одновременно сожаление, печаль и удивление: как исповедующего веру в Джада (здесь Джада уже не было), как художника, стремящегося создать значительные произведения искусства, и просто как человека, живущего на свете, идущего по жизни до самых последних ее дней. Как справиться с тем, чем было это место – сейчас и в прошлом?

В тот час, когда они вошли туда, их встретила тишина. Утренний призыв на молитву уже прозвучал и был услышан, и молитвы закончили читать до того, как вошли они, двое неверных, в бывшее святилище времен наивысшего взлета славы Сарантия во славу их бога.

Его построил архитектор по имени Артибас. Это Перо знал. Единственное имя, оставшееся от тех людей, которые здесь трудились и строили его.

«Слава», – подумал Перо, и ему показалось, что это слово отразилось многократным эхом среди реального эха далеких звуков в тусклом свете, исчезающем во тьме. Ашариты держали свои святые места тускло освещенными, чтобы поддержать иллюзию хранящей покой ночи, когда уходит смертоносное солнце пустыни.

Над ними висели звезды, тысячи и тысячи звезд из металла качались на цепочках на разной высоте, пронизывая колоссальное пространство храма. Некоторые высоко над головой, некоторые почти на расстоянии вытянутой руки. Они были прекрасными и чужими, и только человек, отгородившийся стенами своей собственной веры, стал бы отрицать, что в этом здании есть нечто святое, даже после таких больших перемен.

Гигантские мраморные колонны и мраморный пол остались от первого строения, Перо это знал. Двери были новыми (оригинальные двери славили Джада), и теперь исчезли мозаики, остались только отдельные фрагменты. Но он также знал, что большинство мозаичных картин уничтожили задолго до ашаритов, в те годы, когда Сарантий раздирала вражда между религиозными догмами. Победили в этом сражении, на некоторое время, те, кто считал изображения на картинах бога в святилище (а некоторые считали, что и любые другие изображения) ересью, заслуживающей сожжения.