Он получил подробный доклад о вещах и о спутниках художника из Серессы, некоего Виллани (более молодого, чем ожидали, но это не выглядело проявлением неуважения ко двору калифа).
Один из других путешественников из Серессы, купец, умер в нескольких днях пути от Ашариаса. Это следовало отметить – и это отметили. Эта смерть казалась несчастным случаем в дороге, или, возможно, местью других джадитов, жадностью, имевшей убийственные последствия. Это не касалось двора и не являлось редкостью.
Припасы художника изучили, разумеется. С ними все было в порядке, если верить докладу. Одной банки с краской недоставало в сундуке, где их перевозили, ее место осталось пустым. Но банки для красок отличались хрупкостью, и всегда могли разбиться. В других банках хранилось то, что и было заявлено, то есть уже подготовленные краски различных цветов или те, которые еще предстояло смешать.
Визирь точно не знал, почему именно калиф пожелал получить свой портрет, написанный в западной манере, но Гурчу никогда не имел привычки объяснять свои поступки, и визирь не видел причин, по которым этот портрет нельзя было бы написать.
Художнику грозила опасность со стороны других обитателей дворцового комплекса. Йозеф бен Хананон чувствовал легкое любопытство, когда думал об этом.
Слуга приезжего с запада вызывал легкую озабоченность. Он был всего лишь слугой, по-видимому, а не помощником, обученным работе с художником, как можно было бы ожидать.
Ему не разрешили пройти во дворец. Йозеф это одобрил. Если к художнику приставят собственных слуг, можно будет лучше его контролировать. Тот слуга, по имени Агоста, попытался сначала поступить на службу к купцу из Дубравы, но тот его не взял, и он теперь находился на другом берегу пролива, в колонии Серессы.
Он не представлял большого интереса, но одному человеку поручили следить за ним и докладывать. Пока только выпивка и женщины. Когда напивался, пел песни. Джадиты не проявляли сдержанности, как правило.
Визирь, имеющий богатый опыт в области сдержанности, постоянно сознавал, что его жизнь – полная роскоши, которую он и вообразить не мог десять лет назад, – может закончиться по одному слову с трона. Конечно, это слово будет произнесено тихо, но решительно, и не будет взято обратно. Его благодарность все равно не знала границ, и его преданность была непоколебимой. Евнухи и киндаты – лучшие люди, которых следует наделять властью. Он сам придерживался этого принципа, когда назначал людей на должности.
Тот же принцип применяли для джанни в армии, из рядов которых каждый калиф выбирал себе личную стражу. Джанни, рожденные джадитами, также были всем обязаны только трону. Правда, они становились опасными, если мирное время затягивалось слишком надолго (когда отсутствовала возможность завоевать награды, на востоке или на западе), если во дворце менялась власть – или хотя бы возникали слухи о смене власти.