– Ты ее видел в море.
– А то я в Олларии не бывал! Сколько там сволочи, и ведь ничем до недавнего времени не пахло!
– Не только в Олларии.
– Эйнрехт нюхали не мы. – Адмирал огляделся, судя по всему – в поисках жертвы, каковую и нашел в виде добротного стула с высокой резной спинкой. Невинные часто отвечают за виновных, стул и ответил. Первый и последний раз вспорхнув, он ударился о стену и с грохотом развалился. Этого не вынес уже Фердинанд, державшийся на своем гвозде не крепче, чем на троне. Портрет ткнулся лицом в пол, по изнанке величия заметался растерянный паук. Он верил в незыблемость Талига, он разом лишился всего.
– Скверна скверной, – укорил Ли, – но стулья-то зачем ломать?
– Затем… Постой! – Вальдес был уже на середине комнаты. – Слышишь?
– За шкафом.
Неясный то ли вскрик, то ли стон из дальнего, полускрытого здоровенным резным гробом угла, грохот, куда там погибшему стулу, выхватившие клинки «закатные кошки», топот… Из-за шкафа вылетает некто в офицерском мундире, приостанавливается, окидывает помещение взглядом. Злым, но разумным. Миг – и офицер, не пытаясь ни напасть на адмирала, ни прорваться к двери мимо «фульгатов», порскает к боковой стене, верней, к небольшому – раму выбить, пролезешь – окошку. Мишель тянет из-за пояса пистолет, и Ли с невольным смешком вскидывает руку:
– Не стоит.
Ротгеру пистолет не нужен ни свой, ни чужой. Буквально пролетев весь зал, адмирал хватает гостя за шиворот и дергает в сторону. Не сильно, как раз, чтобы вместо вожделенного окна с разбегу врезаться в стену плечом, а затем и головой. Бесчувственное тело валится под ноги подскочившим «фульгатам». Они имели шагов десять форы, но Вальдес это Вальдес.
– Жаль, у поросят не бывает воротников. – Какое просветленное лицо, хоть святого Адриана пиши! – Насколько с ними было бы проще.
– Лучше порадуйся, что воротники есть у «зайцев», иначе тебе бы пришлось хватать его за ногу. На алатский манер[5]. Теньент… В Кадельской армии таких сотни полторы.
– Мне нравится думать, что круг замкнулся и путь от свиньи до свиньи не случаен. Мишель, глянь, из какой норы выскочило это счастье и чего ему там не сиделось.
2
2
Первым, кого увидел Капрас на въезде в очередной трактир-резиденцию, был Калган. При виде маршала пес сдержанно шевельнул хвостом – то, что человек с перевязью чем-то важен, умник уразумел, однако навязчивой шумной любви это не породило. Кагетские овчарки, в отличие от самих кагетов, чрезмерной дружелюбностью не страдали, видать, и впрямь являлись наследством непонятных саймуров. Как и растущие на крови розы.