С мысли о собаках и цветах маршала сбил рыбоглазый Анастас. Носитель первой молнии северной гвардии столбом торчал под украшавшим просторный двор старым орехом, тут же на скамьях расселись истуканы из конвоя прибожественного. Еще двое украшали лестницу на террасу, где выпячивал грудь уже капрасовский часовой. Маршал подавил вздох и как мог незаметно пересчитал молниеносцев. Без носителя выходило полтора десятка – значит, Лидас внутрь никого не потащил.

Будь на месте Анастаса кто другой, Карло попытался бы узнать, с чем легат пожаловал, но одержимая рыба вызывала оторопь, и при этом ее хотелось пристрелить. Сдержавшись, Капрас послал белоногого Солнышка к подножию лестницы. Против самого Лидаса маршал ничего не имел, но неожиданный визит имел все шансы обернуться ссорой прибожественного с загодя не отосланным отцом Ипполитом. И таки обернулся – выскочивший навстречу начальству Йорго шепотом доложил, что легат решил дождаться маршала, хозяин оккупированного Капрасом заведения водворил гостя в обеденный зальчик для проезжих господ, и тут Леворукий, то есть, конечно же, Создатель, принес священника.

Отец Ипполит потребовал приватного разговора с легатом, прибожественный скорчил рожу, однако согласился. Оба велели беседу не прерывать, расписная дверь красноречиво захлопнулась, и оставшимся снаружи осталось лишь ждать. И слушать, потому что разговор выходил, мягко говоря, громким.

На второй этаж Капрас почти взлетел, чудом не сбив машущего руками трактирщика, и уперся в крайне недовольного Фуриса. Этот, числясь по военному ведомству, имел формальное право приказы легата не исполнять. Увы, зануда из добродетельной Кирки был не только отважным, но и глубоко верующим, а отца Ипполита он еще и уважал. Прямое указание священника ни в коем случае не мешать Фурис исполнил, хоть и скрепя сердце.

– Внутри помещения столовой на протяжении получаса раздавались звуки усугубляющейся ссоры, – заговорить буквоеда по-человечески не заставил бы и сам Создатель. – Около полутора минут назад имел место непонятной природы грохот, после которого наступила тишина, вызывающая множественные вопросы и…

– К Леворукому!

Маршал вломился в запретную комнату, как рогоносец в спальню, и с облегчением перевел дух. Худшего не случилось, не случилось и просто плохого. Прибожественный Сервиллионик с побагровевшей щекой держал за обе руки отца Ипполита. Слегка помятого. Оба шумно дышали, но крови не было.

– Что здесь происходит? – как мог по-маршальски вопросил Карло.

– Видимо, миссионерство, – Лидас выпустил добычу и уселся. – Ваш эсператист не знает даже основ рукопашной, хотя некоторые способности у него имеются. Рука тяжелая.