Миробад предостерегающе оскалился, и железные воины сразу преградили всему живому вход в шатёр Дагобера. Толпа, роящаяся на утоптанной земле перед шатром, громыхнув, подалась назад, образуя проход.

— Где король, дай посмотреть!

— Это те моравские друиды, что подменили вчера короля!

— Вон тот и есть Железный Оборотень!

— Да нет, это Миробад, майордом короля, оборотень тот, в чёрном!

— Смерть Ирбису!

— Он принял этих венедов раньше, чем посланца Отта!

Среди франков стояли, надменно задрав чёрные кучерявые бороды, торговцы сирийского обличья, в островерхих шитых бисером шапках и увешанные нефритовыми чётками, чехлами трубками, содержащими папирусы, писчие палочки и штили. По другую сторону в толпе выделялись несколько старцев в белых льняных одеждах и шкурах тура, с замысловатыми бронзовыми оберегами, резными посохами и длинными бородами. Видимо, это были волхи, прибывшие о чём то просить франконского короля. Тут же двое краснолицых, свирепого вида франков держали под руки обмякшее тело пленника: голова его висела, на теле никакой одежды, кожа в бурых подтёках запёкшейся крови. Рядом с пленником стоял молодой узколицый безбородый франк, высокого роста, в ромейском шлеме с гребнем коротких красных перьев и в чешуйчатом панцире с затёртой позолотой.

— Разорвись спина! — буркнул Стовов, касаясь плечом плеча Рагдая и щурясь от яркого солнца. — Они что, нас все ждут?

— Они к королю, — отозвался Рагдай. — И теперь ты, князь, служишь Дагоберу.

— Кто сказал? — Стовов остановился на полпути, развернулся, концом ножен задев колено одного из гологрудых франков, отчего тот, охнув, согнулся.

— Король. — Рагдай тоже остановился, зевнул, наморщив лоб. — Мы идём на Пражу, город Само. Нас тут никто не знает. Дагобер с Само открытой ссоры не хочет, а смуту затеять желает. За это нас оставят в живых. Тех, кто вернётся с пражских болот… — Кудесник умолк, увидев, как Миробад останавливается и поворачивает голову так, словно хочет их подслушать.

— Пусть гриву коня моего сожрёт этот король, — пророкотал Стовов, но от странного взгляда Рагдая осёкся.

— Устал говорить с тобой, князь. Потом, — почти не разжимая губ сказал кудесник, ощущая, что гомон толпы становится громче и плотнее. — А ты, Хитрок, не говори ничего тут. Думаю, Миробад, франк этот, понимает склавенский, как и король.

— Не стойте, идите за мной, — с некоторой угрозой сказал Миробад, косясь на огромного франка, отделившегося от толпы и надвинувшегося на Стовова.

— Буду молчать, — кивнул Хитрок.

Теперь было видно, что он худ, бледен, безоружен, чёрная накидка его изодрана. Спину держал Хитрок с трудом, постоянно перекашивался, словно правая рука его была намного тяжелее левой.