— Скала падает тихо, пока не коснётся реки.
— Ты кто такой? — Огромный франк, тряся чёрными космами, густо заросшими грудь, слегка подтолкнул Стовова в спину. Он был на голову выше князя.
Стовов повернулся, глаза его широко открылись, усы вместе с ноздрями стали одной линией.
— Ты дотронулся до меня, кособрюхий? — сказал князь хрипло.
Прежде чем Миробад вернулся, стоящие живот к животу Стовов и франк успели обменяться несколькими злобными, непонятными друг другу словами.
— Батсерос, клянусь печатью Дагобера, начнёшь ссору, второй раз выкуп тебе не поможет. Клянусь Геркулесом и Святой Девой Марией, сам затяну верёвку на шее! — Миробад с усилием просунул золотоперстную ладонь между животами стоящих.
— Они убили вчера четверых твоих людей, Миробад, — торжественно сообщил Батсерос, брызнув слюной и исторгнув гнилой запах мяса, застрявшего в зубах. — Это теперь всегда так будет?
Франк с видимым удовольствием обвёл белёсыми глазами любопытную толпу.
— Это были не мои люди. У меня нет людей, — заметно багровея, зашипел Миробад. — Я всё и всех пожертвовал собору Сен Дени. Ты это знаешь. Как и брат твой знал. У меня нет людей, это люди короля. Дагобер решил, что они умерли правильно. Как и твой брат.
Миробад медленно поднёс кулак ко лбу великана, разогнул указательный палец и коротко, но сильно ткнул ногтем в лоб:
— Понимаешь, пещерник?
— Ты… — Батсерос отшатнулся, глаза его раскрылись до предела, обнажая красную паутину под веками. — Ты…
Несколько франков, выбросив руки, схватили великана и утянули обратно в толпу, где тот, захлёбываясь слюной, завыл.
— Артриман где? Король готов говорить! — Из под поднятого полога шатра заблестела золотая грива Элуа. — Миробад, отчего ещё тут? Кто шумел?
— Никто. — Миробад, плюнув, отвернулся.
— Спас он себе брюхо, — зло сказал Стовов, отбрасывая от своего живота всё ещё поднятую левую руку Миробада.
— Стовов! — взбесился Рагдай. — Иди, во имя всех богов!
Тем временем один из сирийских торговцев с невероятной ловкостью прошёл сквозь колыхающуюся толпу и, оказавшись перед пологом, протянул перед собой кожаный мешочек, отяжелённый изнутри металлом.
— Как договаривались, почтеннейший, — тихо сказал он на греческом.
— Сто? — Золотоперстная рука Элуа утащила мешочек в темноту, за ней скрылся и торговец.