– Джек, он грубит.

– Ты тоже, – Бразилия извернулся и сел ровнее и ближе к столу. Его глаза встретились с моими. Его лоб усеивали капли пота. Я понял причину. Несмотря на новую оболочку, он не сильно изменился. Не бросил дурные привычки.

– Но она права, Ковач. Почему мы? Почему мы должны тебе помочь?

– Ты отлично знаешь, что это не ради меня, – соврал я. – Если куэллистская этика умерла на Вчире, тогда скажи, где ее искать. А то времени в обрез.

Фырканье с другого конца стола. Молодой серфер, который был мне не знаком.

– Чувак, ты даже не знаешь, Куэлл она или нет. Посмотри на себя – ты же в это сам не веришь. Хочешь, чтобы мы пошли против семьи Харланов ради какого-то глюка в ушибленной головушке чокнутой сучки из деКома? Это вряд ли, сам.

За столом зазвучали голоса, в которых я услышал согласие. Но большинство молчали и наблюдали за мной.

Я посмотрел молодому серферу в глаза.

– А зовут тебя?..

– Тебе-то что, сам?

– Это Дэниэл, – сказал Бразилия легко. – Он с нами недавно. И да, ты видишь его реальный возраст. И, боюсь, слышишь.

Дэниэл покраснел и зыркнул таким взглядом, будто его предали.

– Факт есть факт, Джек. Это же Утесы Рилы. Никто не попадал туда без приглашения.

Улыбка, словно молния, перекинулась от Бразилии к Вирджинии Видауре и Сиерре Трес. Даже Мари Адо хмуро фыркнула в кофе.

– Чего? Чего ржете?

Я старательно удержался от того, чтобы присоединиться к улыбкам, и посмотрел на Дэниэла. Он мог пригодиться.

– Боюсь, ты правда выдаешь возраст, Дэн. Чуточку.

– Нацуме, – сказала Адо, словно что-то объясняя ребенку. – Имя тебе ничего не говорит?