Светлый фон

Я недовольно дергаю правым ухом. Когда проводишь дни, один за другим, взаперти в четырех комнатах, жизнь скудна на события. Конечно, ритуал размножения двуногих – не Бастет весть что, но хоть какое-то развлечение. Они такие забавные, когда пыхтят и принимают дурацкие позы.

– Брысь, я сказал!

Уже по замаху я вижу, что тапок летит мимо, и никуда не трогаюсь со спинки компьютерного кресла. Он шелестит в полуметре от меня, мягко стукается о книги на полке и падает вниз. Я зеваю.

– Можно я в нее подушкой кину? – предлагает самка.

– Не надо. Во-первых, не попадешь, во-вторых, если попадешь, она тебе этого никогда не простит.

Умница.

– Пфе! По-моему, она и так меня ненавидит.

– Таня, она всех ненавидит. Это форма отношения к миру.

– Мы трахаться будем или философствовать?

– ТАК, – с металлом в голове говорит двуногий и изображает, что встает. Я вылизываю правую лапку. Лишь дождавшись, пока он действительно встанет, лениво спрыгиваю на пол и ухожу, презрительно подергивая хвостом.

Единственный козырь двуногих – это размеры. Если бы они не были такими огромными, миром давно правил бы мой Народ. Эти здоровенные создания ужасно самонадеянны, практически беспомощны в темноте и не читают запахи. А главное, они абсолютно не видят тонкий мир и его обитателей. Удивительно, как при таких убогих органах чувств им удалось столь массово расплодиться.

– А-а, да-а, милый! Ах! – доносится из спальни.

Еще и возмутительно шумные вдобавок.

Царственно иду по коридору, распугивая призрачных слизней. Зеленая, синяя, серая мелочь спешит убраться с моей дороги, утекая сквозь двери и стены, – ощущают, что я не в духе. Они не опасны, если маленькие и неяркие, а мои когти разят и в тонком мире. Вот фиолетовый слизень размером с мою голову наполз на случайно залетевшего в квартиру жука и запульсировал. Жук дернулся, засучил лапками и затих, а слизень стал чуть больше и ярче. Он по-прежнему слишком мал, чтобы угрожать даже мне, но рефлекторно бью его лапой, и когти рассекают его на части, которые бледнеют и тают в воздухе на глазах.

Двуногие поддерживают наше логово в относительной чистоте с помощью мокрой тряпки и шумного ящика, втягивающего в себя пыль. Надо же вносить свою лепту.

Задираю хвост и обильно помечаю выходные туфли самки. А незачем бросать их в коридоре где попало. Кинуть подушкой, значит, я тебе это припомню, глупая швабра. Главная самка здесь – я! И если уж на то пошло, появилась тут гораздо раньше…

* * *

Тогда, еще совсем маленьким котенком, я лежала на лестничной площадке и умирала. Ужасно хотелось есть и пить, глаза гноились. Иногда мимо проходили двуногие, и тогда я подавала голос. Тихо, безнадежно. Сил не было. Один раз остановился двуногий, и я, пища, побежала к нему, но он пнул меня задней лапой, дохнул спиртовыми парами и пошел дальше.